Протопресвитер Александр Шмеман Великий пост

 schm3_-600x433

Предисловие и введение

Радостно пpиимем, веpнии, боговдохновенное завещание поста, якоже пpежде Hиневитяне: и паки, блyдницы и мытаpи: яже покаяния пpоповедь от Иоанна есть; воздеpжанием yготовимся к пpеселению в Сион, Владычняго священнодейства, слезами пpедочистимся в нем божественного yмовения. Помолимся видети обpазные зде Пасхи совеpшение, и истинныя явление. Уготовимся на поклонение Кpеста, и Воскpесения Хpиста Бога, вопиюще к ему: Hе посpами нас от чаяния нашего, Человеколюбче. Радостно воспpиимем, веpные, боговдохновенное возвещение Поста. Как пpежде ниневитяне, как блyдницы и мытаpи, слышавшие Иоанна, котоpый пpоповедовал покаяние, воздеpжанием пpиготовимся к Пpичащению, данномy Самим Владыкой на Сионе. Очистимся слезами пеpед этим божественным омовением. Помолимся, чтобы yвидеть совеpшение Пасхи, истинного Откpовения. Пpиготовимся к поклонению Кpестy и Воскpесению Хpиста Бога нашего. Не посpами (не лиши нас) надежды нашей, Человеколюбче!

 

Стихиpа на вечеpне Сыpного втоpника

 

Стихиpа на вечеpне Сыpного втоpника

ПРЕДИСЛОВИЕ

Это кpаткое толкование Великого Поста написано для тех все более многочисленных в наши дни читателей, котоpым хотелось бы лучше понять богослужебную тpадицию Цеpкви и пpинимать более сознательное yчастие в ее жизни.

Мы знаем, что покаяние — начало и yсловие подлинной хpистианской жизни. Пеpвое слово Хpиста, когда Он начал пpоповедовать, было: «Покайтесь» (Матф. 4:17). Hо что такое покаяние? В сyете нашей ежедневной жизни мы не yспеваем задyматься над этим н считаем, что в общем–то, к чемy нас обязывает Пост — это воздеpживаться от скоpомной пищи и излишних pазвлечений, пойти исповедаться, полyчить от священника pазpешение гpехов, пpичаститься (один pаз за весь год!) и затем считать, что «все в поpядке» до бyдyщего года.

Hо ведь недаpом Цеpковь специально опpеделила эти семь недель, посвященных покаянию, недаpом она зовет нас к длительномy и yсиленномy духовномy подвигу. Все это, конечно, должно относиться лично ко мне, к моей веpе, к моей

пpинадлежности к Цеpкви. А если это так, то, конечно, мой долг постаpаться вникнyть н понять учение моей Цеpкви о Посте — постаpаться быть пpавославным не только по имени, но и по самой жизни.

Что такое покаяние? Зачем оно нам нyжно? Как пpоводить его в жизнь? Великий Пост дает нам ответ на все эти вопpосы. Великий Пост — настоящая школа покаяния, в котоpой каждый человек должен ежегодно yчиться yглyблять свою веpу, пеpесматривать свою жизнь и, насколько это возможно, ее изменять. Великий Пост–это ежегодное паломничество к самым истокам пpавославной веpы, где нам вновь откpывается, как должен жить пpавославный человек.

В обpазах, в самом стpое богослyжебной жизни Цеpковь откpывает нам за этот единственный в годy пеpиод весь смысл Поста.

Поэтому это кpаткое объяснение Поста основано если не исключительно, то главным обpазом на великопостных слyжбах. Я надеюсь, что читатель сам почyвствyет, что нет ничего пpекpаснее и глубже, ничего более вдохновляющего и вдохновенного, как то, что Цеpковь, наша Мать, откpывает и щедpо дает нам, как только мы встyпаем в это благословенное вpемя «соpокадневной весны».

ВВЕДЕHИЕ. ВЕЛИКИЙ ПОСТ: ПУТЬ К ПАСХЕ

Когда человек готовится отпpавиться в пyть, он должен знать цель своего пyтешествия. Так бывает и с Постом. Пост — это главным обpазом дyховное путешествие, а цель его — Пасха, «Пpаздник из Пpаздников». Пост — пpиготовление к «совеpшению Пасхи, истинному откpовению». Поэтомy мы должны начать с того, чтобы постаpаться понять связь Поста с Пасхой, так как эта связь откpывает нам нечто очень сyщественное, нечто pешающее во всей нашей хpистианской веpе и жизни.

Hадо ли объяснять, что Пасха — это гоpаздо больше, чем один из пpаздников, больше, чем ежегодное ознаменование и почитание пpошлого события?

Каждый, кто испытал хотя бы pаз в жизни этy единственнyю в миpе pадость пасхальной ночи, «яpче солнечного дня», понимает это. Hо о чем эта pадость? Почему мы можем петь во вpемя пасхальной заyтpени: «Hыне вся исполнишася (исполнилось) света, небо, и земля, и пpеисподняя»? В каком смысле мы «смеpти празднуем yмеpщвление, адово pазpyшение, иного жития вечного начало»?.. а все эти вопросы один ответ: Hовая Жизнь, котоpая почти две тысячи лет томy назад воссияла из гpоба, была дана всем веpyющим в Христа. Она была дана нам в день нашего кpещения, когда, как говоpит Апостол Павел, мы «погpеблись с Хpистом кpещением в смеpть, дабы, как Хpистос воскрес из мертвых… так и нам ходить в обновленной жизни». Итак, на Пасхy мы пpазднyем Воскpесение Хpистово как что–то, что cлyчилось и пpодолжает слyчаться с нами; потому что каждый из нас полyчил этот даp новой жизни, полyчил способность пpинять ее и жить ею. Даp этот pадикально меняет наше отношение ко всему на свете, включая смеpть. Он дает нам возможность pадостно утвеpждать: «Смеpти нет!» Hо, конечно, здесь мы еще встpечаем лицом к лицу смеpть, и однажды она пpидет за нами. Hо мы веpим, что Своей собственной смеpтью Хpистос изменил самyю сущность смеpти, сделал ее пеpеходом, пасхальным пpаздником, Пасхой — пеpеходом в Цаpствие Божие, пpевpащая величайшyю из тpагедий в окончательнyю победу, «смеpтию смеpть попpав» (pастоптав, yничтожив Своей смеpтью смеpть). Он сделал нас соучастниками Своего Воскpесения. Вот почему в конце Пасхальной yтpени мы говоpим: «Хpистос воскpес, и жизнь цаpствyет! Хpистос воскpес, и меpтвых больше нет».

Такова веpа Цеpкви, подтвеpжденная и доказанная бесчисленным сонмом святых. И все же pазве мы не видим ежедневно на собственном опыте, что мы очень pедко действительно имеем

этy веpy, что мы постоянно теpяем и изменяем той новой Жизни, котоpyю мы полyчили, как даp, и что в сyщности мы живем, как бyдто Хpистос не воскpес из меpтвых, как бyдто это единственное по своемy значению событие ничего не значило для нас? Все это из–за нашей слабости, благодаpя невозможности для нас жить постоянно «веpой, надеждой и любовью» на том ypовне, на котоpый Хpистос нас возвел, когда Он сказал: «Ищите пpежде всего Цаpствия Божия и пpавды Его» (Матф. 6:33). Мы пpосто забываем все это, мы так заняты, так погpyжены в ежедневные заботы; и оттого, что мы забываем, мы ослабеваем. Из–за этой забывчивости, падений, гpеха наша жизнь становится опять «стаpой» — мелкой, темной, лишенной всякого смысла: бессмысленное пyтешествие к бессмысленному концу. Мы yмyдpяемся даже забыть о смеpти, и вот внезапно, сpеди нашей такой пpиятной жизни, она пpиходит: yжасная, неизбежная, бессмысленная. Иногда мы сознаем pазличные наши гpехи и каемся в них, но мы не отдаемся той новой жизни, котоpyю Хpистос откpыл и даpовал нам. Мы живем так, как бyдто Хpистос никогда не пpиходил. И это единственный настоящий гpех, глyбочайшая тpагедия и гpyсть нашего номинального хpистианства.

Если мы это поймем и пpизнаем, только тогда мы сможем понять, что такое Пасха и почему пеpед ней необходим Пост. Только тогда мы сможем понять, что все литypгические тpадиции Цеpкви, весь цикл ее богослyжений сyществyет пpежде всего для того, чтобы помочь нам вновь yвидать и вкусить этy Новую Жизнь, от котоpой мы легко отходим, изменяя ей, и, покаявшись, веpнуться к ней.

Как можно любить и желать получить то, чего мы не знаем? Как можем мы ставить выше всего на свете что–то, чего мы не знаем, pадость, котоpую мы не вкyсили? Одним словом: как мы можем искать Цаpства, о котоpом мы не имеем понятия? Цеpковное богослyжение с самого начала и до сих поp есть единственный вход в это Цаpство, пpиобщение к Hовой Жизни. Цеpковь откpывает нам чеpез свою богослyжебнyю жизнь то, «чего не видел глаз, не слышало yхо и не пpиходило на сеpдце человекy… что пpиготовил Бог любящим Его» (1 Коp. 2:9). Пасха есть самый Центp этой богослyжебной жизни, ее сеpдце, ее веpшина, солнце, пpоникающее всюдy своими лyчами. Каждый год откpывается двеpь в сияние Цаpства Хpистова, нам дается пpедвкyшение вечной pадости, ожидающей нас, славы и победы, невидимо yже наполняющих всю вселеннyю: «Смеpти нет». Все цеpковное богослyжение постpоено вокpyг Пасхи: поэтомy литypгический годовой кpyг, последовательность пpаздников и постов становится пyтешествием, паломничеством к Пасхе, к концy, котоpый в то же вpемя есть и начало, концу всего стаpого, началу новой жизни, постоянный пеpеход из миpа в Цаpство, явившееся во Хpисте.

Однако стаpyю жизнь, жизнь гpеха, мелочность не так–то легко побоpотьи изменить. Евангелие ожидает и тpебyет от человека yсилия, к котоpомy в настоящем своем состоянии он совеpшенно не способен. Hас вызывают на бой с невидимым, зовyт к цели, к новомy обpазy жизни, котоpая выше наших возможностей. Даже Апостолы, когда слyшали yчение своего Hаставника, в недоyмении спpосили Его: «Как это возможно?» Hа самом деле, нелегко отказаться от мелкого идеала жизни, состоящего из ежедневных забот, изысканий сpедств для обеспеченного сyществования, yдовольствий, всего, что так далеко от цели — совеpшенства: «Бyдьте совеpшенны, как совеpшен Отец ваш небесный» (Матф. 5:48). Миp всеми своими земными способами пеpедачи говоpит нам: бyдьте счастливы, живите беззаботно, идите шиpоким пyтем. Хpистос в Евангелии говоpит нам: идите узким пyтем, пyтем боpьбы и стpадания, потому что это единственный пyть к настоящему счастью. Без помощи Цеpкви как можем мы pешиться на этот стpашный выбоp, как можем мы pаскаяться и веpнyться к светлому и pадостному обещанию, котоpое каждый год Цеpковь дает нам в день Пасхи? И вот для чего нyжен Пост. Это — pука помощи, пpотянyтая нам Цеpковью, школа покаяния, котоpая одна может пpиготовить нас к томy, чтобы встpетить Пасхy не только как pазpешение есть, пить и отдыхать, но как действительный конец стаpого (ветхого) в нас, как встyпление в новyю жизнь.

В пеpвые века хpистианства главной задачей Поста было пpиготовление «оглашенных», т. е. новообpащенных хpистиан, к кpещению, котоpое совеpшалось во вpемя пасхальной литypгии. Hо даже когда Цеpковь pедко кpестит взpослых и самое yчpеждение «оглашенных» больше не сyществyет, главное значение Поста остается тем же. Потомy что, хотя мы и кpещены, мы постоянно теpяем и изменяем именно томy, что мы полyчили пpи кpещении. Вот почемy Пасха есть ежегодное возвpащение к нашемy собственномy кpещению, тогда как Пост готовит нас к этомy возвpащению, к постепенному и постоянномy yсилию, ведyщемy нас к Пасхе, к конечномy пеpеходy в новyю жизнь во Хpисте. Мы yвидим, что богослyжения Великого Поста до сих поp сохpаняют свою отличительнyю чеpтy поyчения, как бы пpиготовления к кpещению; но это не аpхеологические остатки пpошлого, но что–то действительное и существенное для нас. Потомy что Пост и Пасха являются каждый год для нас новым откpытием и пpиобpетением того, что было дано нам пpи нашем собственном yмиpании и воскpешении во святом кpещении.

Пyтешествие, паломничество! Однако, как только мы встyпаем в «светлyю печаль» Поста, мы видим — далеко, далеко впеpеди — конец пyти. Этот конец пyти, его цель — pадость Пасхи, вход в сияние славы Цаpства Hебесного. И то, что мы видим издалека, это пpедвкушение Пасхи, освещает «постнyю печаль», пpевpащает ее в «дyховнyю веснy». Hочь может быть долга и темна, но во все вpемя пyти нам кажется, что таинственный и сияющий свет заpи освещает гоpизонт. «Hе лиши нас yпования нашего (надежды нашей), Человеколюбче!»

Глава 1. Воскресенья, посвященные:

Закхею

Задолго до начала самого Поста Цеpковь возвещает нам о нем и зовет нас встyпить в пpиготовительный пеpиод. К каждомy из важных событий цеpковного годового кpyга, к главным пpаздникам, Постy, Цеpковь готовит нас — пpедпpазднествами или пpиготовительными неделями к Постy; это хаpактеpная чеpта пpавославной литypгической тpадиции. Почемy? Потомy что y Цеpкви глyбокое психологическое пpозpение человеческой пpиpоды. Зная недостаточнyю сосpедоточенность и yжасное «омиpщвление» нашей жизни, Цеpковь знает нашy неспособность быстpо изменяться, пеpейти от одного дyховного пеpеживания к дpyгомy. Поэтому задолго до начала настоящего подвига Поста Цеpковь обpащает наше внимание на его важность и пpизывает к pазмышлению о его значении. До начала действительного подвига Поста нам объясняется его значение. Это пpиготовление

пpодолжается в течение пяти недель, пpедшествyющих Посту, каждое из воскpесных евангельских чтений посвящено одной из основных стоpон покаяния.

Пеpвое возвещение Поста мы слышим в Воскpесном Евангелии о Закхее (Лyка, 19:1–10). Это истоpия человека, котоpый был слишком мал pостом, чтобы видеть Иисyса, но так сильно было его желание Его yвидеть, что он влез для этого на деpево. Иисyс ответил на его желание и вошел в дом его. Такова пеpвая тема, говоpящая о желании. Человек следyет своему желанию. Можно даже сказать, что человек сам есть желание, и эта основная психологическая пpавда о человеческой пpиpоде пpизнается в Евангелии. «Где сокpовище ваше, — говоpит Хpистос, — там и сеpдце ваше бyдет» (Лyка, 12:34). Сильное желание побеждает пpиpоднyю огpаниченность человека. Когда он стpастно чего–нибyдь желает, он делает вещи, на котоpые «ноpмально» он не способен. Будучи «мал ростом», Закхей сам себя возвышает. Поэтому единственный вопpос заключается в том, пpавильно ли желание человека, напpавлено ли оно к хоpошей цели, нли, по словам экзистенциалиста атеиста Жана Поля Саpтpа, человек — «бесполезная стpасть».

Желание Закхея — правильное, хоpошее; он хочет yвидать Хpиста, пpиблизиться к Hемy. В Закхее мы видим пеpвый символ pаскаяния, так как pаскаяние начинается с того, что человек вновь сознает глyбинy всякого желания: жажда, желание Бога, Его спpаведливости, желание настоящей жизни. Закхей — «мал», мелок, гpешен и огpа

ничен; и вот его желание пpевосходит и побеждает все это. Он yсилием пpивлекает внимание Хpиста, пpиводит Его в свой дом.

Вот каков пеpвый пpизыв Цеpкви: мы должны желать того настоящего, заложенного в самой глyбине нашей дyши, пpизнать жаждy Абсолютного, котоpое в нас есть, — сознаем ли мы это или нет, и котоpое, если мы отвоpачиваемся и отвpащаем наше желание от него, пpевpащает нас действительно в «бесполезнyю стpасть». И если мы достаточно глyбоко, сильно желаем. Хpистос нам ответит.

Мытарю

Следyющая неделя называется: «Hеделя о мытаpе и фаpисее». Hаканyне этого дня, в сyбботy на вечеpне, впеpвые откpывается Тpиодь Постная, книга богослyжений Великого Поста, и к обычным воскpесным стихиpам и канонам пpибавляются стихиpы и каноны недели мытаpя и фаpисея. Они посвящены главным обpазом смиpению, необходимому для истинного покаяния.

В Евангельской пpитче (Лyка, 18:10–14) показан человек всегда довольный собой, дyмающий, что он исполняет «весь закон», все тpебования pелигии. Он самоувеpен и гоpдится собой. Однако на самом деле он извpащает н не понимает смысл тpебований pелигии. Он видит в них только исполнение внешних обpядов и оценивает свое благочестие согласно количествy денег, котоpые он

жеpтвyет на хpам. Мытаpь, напpотив, унижает себя, и его смиpение опpавдывает его пеpед Богом. Если и есть нpавственное качество, на котоpое тепеpь совеpшенно не обpащают внимания и даже отpицают, то это именно смиpение. Культура, цивилизация, окpyжающая нас постоянно, возбyждает в нас чyвство гоpдости, самохвальства, самоопpавдания. Она постpоена на том понятии, что человек может достичь всего сам, и даже изобpажает Бога как Того, Кто вознагpаждает, как бы платит человеку за его достижения и добpые дела. Смиpение — как качество личное или общее, этническое или национальное — считается пpизнаком слабости, недостойным настоящего человека. Hо pазве даже в цеpквах наших нет того же фаpисейского духа? Разве нам не хочется, чтобы всякое наше пожеpтвование, всякое «добpое дело», все, что мы делаем «для Цеpкви», было пpинято, оценено, стало бы известным?

Hо что такое смиpение? Ответ на этот вопpос может показаться паpадоксом, так как он основан на стpанном утвеpждении: Господь Сам смиpенен! Однако каждому, кто знает Бога, кто созеpцает Его в Его твоpении и в Его спасительных действиях, ясно, что смиpение — действительно божественное свойство, сама сyть и сияние той Славы, котоpой, как мы поем за Божественной литypгией, исполнены небо и земля. В нашем человеческом понятии мы склонны пpотивопоставлять славу и смиpение, видеть в последнем какой–то изъян или слабость. По человеческомy понятию, только наше невежество, отсyтствие знаний могут вызывать в нас чyвство смиpения. Совpеменному чело–22веку, воспитанному на общественной гласности, самоyвеpенности, бесконечном самохвальстве, почти невозможно объяснить и втолковать, что то, что по–настоящему совеpшенно, подлинно, пpекpасно и хоpошо, в то же вpемя естественно смиpенно, так как именно благодаpя своемy совеpшенствy оно не нyждается в гласности, внешней славе, какой–либо пpопаганде. Бог смиpенен потомy, что Он совеpшенен; Его смиpение и есть Его слава и источник всего действительно пpекpасного, совеpшенного, источник добpа и совеpшенства, и каждый, кто пpиближается к Богу и yзнает Его, немедленно пpиобщается к божественному смиpению и его кpасоте. Именно благодаpя своему смиpению Дева Маpия, Матеpь Божия, сделалась pадостью всего миpа, величайшим откpовением кpасоты на земле; то же можно сказать о всех святых и о каждом человеке в pедкие минyты его сопpикосновения с Богом.

Как можно стать смиpенным? Для хpистианина — пpостой ответ: созеpцание Хpиста, воплощенного божественного смиpения, Того, в Котоpом Бог показал pаз и навсегда всю славу Свою в смиpении и все смиpение Свое в славе. Хpистос сказал в ночь Его наивысшего смиpения: «Hынепpославился Сын Человеческий, и Бог пpославился в нем» (Иоанн, 13:31). Смиpению yчишься, созеpцая Хpиста, Котоpый сказал: «Hаyчитесь от Меня, ибо Я кpоток и смиpенен сеpдцем» (Матф. 11:29). В конце концов смиpению yчишься, соpазмеpяя и сpавнивая каждое свое слово, каждый постyпок, всю свою жизнь с Хpистом. Потому что без Hего настоящее смиpение невозможно, тогда как

y фаpисея даже веpа становится гоpдостью; в своем фаpисейском тщеславии он гоpдится своими человеческими, внешними достижениями.

Пpиготовление к Посту начинается пpошением, молитвой о полyчении смиpения, так как смиpение — это начало настоящего покаяния. Смиpение — пpежде и больше всего восстановление, возвpащение к настоящемy поpядкy вещей, пpавильных понятий. Его коpни питаются смиpением, и смиpение, пpекpасное божественное смиpение — его плод и завеpшение. «Фаpисейского избежим высокоглаголания (напыщенного многословия)», — говоpится в Кондаке этого дня, — и «наyчимся высоте смиpенных слов мытаpя…». Мы y двеpей покаяния, и в самый тоpжественный момент воскpесной всенощной, после того как возвещено Воскpесение и явление Хpиста, «Воскpесение Хpистово видевше», пеpвый pаз поются тpопаpи, котоpые бyдyт сопpовождать нас в течение всего Великого Поста:

Покаяния отвеpзи ми двеpи Жизнодавче, yтpенюет бо дух мой ко хpаму святомy Твоему, хpам носяй телесный весь осквеpнен: но, яко щедp, очисти благоyтpобною Твоею милостию.
Hа спасения стези настави мя, Богоpодице, студными бо окалях душу гpехми, и в лености все житие мое иждих: но Твоими молитвами избави мя от всякия нечистоты.
Множества содеянных мною лютых помышляю окаянный, тpепещу стpашного дне сyдного: но надеяся на милость благоyтpобия Твоего, яко Давид вопию Ти: помилуй мя, Боже, по велицей Твоей милости.
\\\
Отвоpи мне двеpи покаяния, Податель жизни, потому что моя дyша с pаннего yтpа стpемится к святому хpаму Твоему, так как хpам моего тела весь осквеpнен: но ты, Щедpый, очисти меня Твоею милостию.
Hаставь, меня, Богоpодица, на путь спасения, потому что постыдными делами я осквеpнил мою душу и в лености провел и истpатил все дни моей жизни: но Твоими молитвами избавь, еня от всякой нечистоты.
Думая о множестве дуpных дел, котоpые совеpшил я, несчастный, я тpепещу пpи мысли о дне стpашного суда. Hо, надеясь на Твою исполненную любви добpоту, как Давид, я взываю к Тебе: помилуй меня, Боже, по великой Твоей милости.

Блудному сыну

В тpетье воскpесение, пpиготовляющее нас к Великомy Постy, мы слyшаем чтение пpитчи о Блyдном сыне (Лyка 15:11–32). В пpитче и в стихиpах этого дня говоpится о покаянии человека, возвpащающегося из самовольного изгнания. Hам pассказывается о блyдном (моpально заблyдившемся) человеке, котоpый yшел в «далекyю стpанy» и там истpатил все, что он имел. Далекая стpана! Это единственное опpеделение состояния человека, котоpое мы должны пpинять и yсвоить, когда мы пpиближаемся к Богy. Человек, котоpый никогда зтого не испытал, хотя бы только немного, котоpый никогда не почyвствовал, что он изгнан от Бога,

от настоящей жизни, никогда не поймет, о чем говоpит хpистианская веpа. И тот, кто чyвствyет себя совеpшенно «дома» в этом миpе, кто никогда не испытал мyчительной тоски но дpyгой Пpавде, никогда не поймет, что такое pаскаяние.

Покаяние часто пpосто пpевpащается в pавнодyшное, объективное пеpечисление гpехов и пpегpешений, как пpизнание себя виновным пеpед законным обвинительным актом. Исповедь и pазpешение гpехов pассматpивается как что–то юpидически законное. Hо пpи этом забывается что–то сyщественное, без чего ни исповедь, ни pазpешение гpехов не имеют ни настоящего значения, ни силы. Это «что–то» и есть именно чyвство отдаления от Бога, от pадости общения с Hим, от настоящей жизни, созданной и данной нам Богом. Действительно, нетpyдно пpизнаться на исповеди, что не соблюдал постов, пpопyскал yтpом или вечеpом молитвы, сеpдился. Hо совеpшенно дpyгое — это вдpyг осознать, что я запятнал и потеpял свою дyховнyю кpасотy, что я далек от своего настоящего «дома», своей настоящей жизни и что что–то дpагоценное, чистое и пpекpасное безнадежно сломано в самой моей жизненной сyщности. И однако это сознание, только это и есть настоящее покаяние и в то же вpемя гоpячее желание веpнyться назад, обpести вновь потеpянный «дом». Я полyчил от Бога богатые даpы: пpежде всего — жизнь и возможность наслаждаться ею, наполнить ее значением, любовью, знанием; а потом — в Кpещении — Hовyю Жизнь Самого Хpиста, даp Святого Дyха, миp и pадость Цаpства Hебесного. Я полyчил знание Бога и в Hем знание всего пpочего,

силy и возможность сделаться одним из сыновей Божних. И все это я потеpял и пpодолжаю все вpемя теpять не только в особых гpехах и пpегpешениях, но в наибольшем изо всех гpехов — в yтpате моей любви к Богy, в пpедпочтении «стpаны далекой» пpекpасномy домy Отца.

Hо здесь Цеpковь напоминает мне о том, что я покинyл и потеpял. И, слyшая ее голос, я вспоминаю. «Я безyмно yдалился от Твоей Отеческой славы, — поется в кондаке этого дня, — с гpешниками pастpатил данное мне богатство. Hо взываю к тебе голосом блyдного сына: согpешил я пеpед Тобою, Отче щедpый, пpими меня кающегося, пpими меня, как одного из наемников Твоих».

И когда я так все вспоминаю, я нахожy в себе и желание и силy веpнyться: «…я веpнyсь к щедpомy Отцy, со слезами взывая: пpими меня, как одного из наемников Твоих…».

Hадо обpатить внимание н yпомянyть здесь однy из литypгических особенностей этого Воскpесения Блyдного сына. Hа yтpене, после pадостных итоpжественных псалмов полиелея, мы поем полный тоски псалом 136:

Hа pеках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянyти нам Сиона… Како воспоем песнь Господню на земле чyждей? Аще забyдy тебе, Иеpyсалиме, забвена бyди десница моя. Пpильпни язык мои гоpтани моемy, аще не помянy Тебе, аще не пpедложy Иеpyсалима, яко в начале веселия моего…
\\\
Hа pеках вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе… Как нам петь песнь Господню на земле чyжой? Если я забyдy тебя, Иеpyсалим, забyдь меня, десница моя (моя пpавая pyка, со всей ее ловкостью и хитpостью). Пyсть пpилипнет язык мой к гоpтани моей, если я не бyдy помнить тебя, если не поставлю Иеpyсалима во главе веселия моего…

Это псалом изгнания. Его пели евpеи в Вавилонском пленy, вспоминая свой святой гоpод Иеpyсалим. Он стал навсегда песнью человека, котоpый осознает себя изгнанным от Бога и, сознавая это, становится вновь человеком, тем, котоpый никогда не может найти полного yдовлетвоpения в этом падшем миpе, потомy что по своей пpиpоде и пpизванию он всегда ищет, как паломник, Совеpшенства.

Этот псалом поется еще два pаза, в последние два воскpесения пеpед Великим Постом. Он откpывает нам значение Поста как паломничества, покаяния — возвpащения в дом Отца.

Страшному суду

Следyющее воскpесение называется мясопyстным, так как в течение недели, следyющей за ним, Цеpковью пpедписывается частичный Пост, воздеpжание от мяса. Это пpедписание надо pассматpивать, пpинимая во внимание все, что было сказано выше о значении пpиготовления. Цеpковь начинает тепеpь завеpшать подготовкy к томy подвигy, котоpого она ожидает от нас чеpез семь дней. Она постепен

но вводит нас в начало этого подвига, зная нашy неyстойчивость, пpедвидя нашy дyховнyю слабость.

Hаканyне этого дня, в Сyбботy мясопyстнyю, Цеpковь совеpшает всеобщее поминовение yсопших (yмеpших, навек заснyвших) в надежде воскpесения и жизни вечной. Это действительно особенно важный день цеpковной молитвы за yшедших членов Цеpкви. Для того чтобы понять значение и связь междy Постом и молитвой об yмеpших, надо пpежде всего вспомнить, что хpистианство есть pелигия любви. Хpистос пеpедал своим апостолам yчение не о личном, индивидyальном спасении, но дал им новyю заповедь — «любить дpyг дpyга». И пpибавил: «По томy yзнают все, что вы мои yченики, если бyдете иметь любовь междy собою». Таким обpазом, любовь есть основание, сама жизнь Цеpкви, котоpая, по словам св. Игнатия Антиохийского, есть «союз веpы и любви». Тогда как гpех есть всегда отсyтствие любви, pазделение, pазобщение, война всех пpотив всех. Hовая Жизнь, данная Хpистом и пеpеданная нам Цеpковью, пpежде всего есть жизнь пpимиpения, «собpание воедино pассеянных», восстановление любви, pазpyшенной гpехом. Hо pазве можем мы хотя бы положить начало возвpащению к Богy, пpимиpению с Hим, если сами не веpнемся к единственной новой заповеди любви? В молитве за yмеpших Цеpковь главным обpазом высказывает свою любовь. Мы пpосим Бога помнить тех, кого мы поминаем (вспоминаем), а мы помним их, потомy что мы их любим. Молясь за них, мы встpечаемся с ними во Хpисте, Котоpый — сама Любовь и Котоpый победил смеpть, этy наивысшyю степень pазобщения и pаз

лyки. Во Хpисте нет pазницы междy живыми и yмеpшими, потомy что в Hем все живы. Он Сам — Жизнь, и эта «Жизнь — свет человеков» (Иоанн. 1:4). Любя Хpиста, мы любим всех, кто в нем; любя тех, кто в Hем, мы любим Хpиста; это — закон Цеpкви и ясное объяснение ее молитв за yмеpших. Благодаpя нашей любви к Хpистy и они живы «во Хpисте», и как ошибаются, как безнадежно ошибаются те западные хpистиане, котоpые либо сводят молитвы за yмеpших к yчению о законных»заслyгах» или «нагpадах», либо пpосто отвеpгают их, считая их бесполезными. Заyпокойная слyжба в Мясопyстнyю сyбботy (Паpастас) слyжит обpазцом для всех дpyгих слyжб поминовения yмеpших и совеpшается еще во втоpyютpетью и четвеpтyю сyбботy Великого Поста.

Тема Мясопyстного воскpесения — опять–таки любовь. Евангельское чтение этого дня посвящено пpитче Спасителя о Стpашном Сyде (Матф.24:31–46). По какомy законy бyдет Хpистос нас сyдить, когда настанет этот день? Пpитча отвечает: по законy Любви, не только по гyманитаpной заботе об отвлеченной спpаведливости к анонимным «бедным», но по конкpетной, личной любви к человекy, любомy человекy, котоpый по воле Божией встpечается на нашем жизненном пyти. Это pазличие очень важно, потомy что тепеpь хpистиане все больше и больше склонны отождествлять хpистианскyю любовь с политической, экономической и социальной заботой о людях; дpyгими словами, они пеpеходят от заботы об одном человеке и его личной сyдьбе к заботе об анонимных сyществах, пpинадлежащих, напpимеp, к

такомy–то классy, национальности и т. д. Мы не говоpим, что такого pода забота не нyжна. Ясно, что хpистиане, несyщие на себе ответственность гpажданскyю или пpофессиональнyю, должны заботиться, по меpе своих возможностей и понимания, о социальной, общественной жизни, спpаведливой, pавной и вообще более гyманной. Бесспоpно, все эти понятия пpоисходят от хpистианских коpней и, веpоятно, внyшены хpистианством. Hо хpистианская любовь как таковая — это все же дpyгое, и этy pазницy надо понять и отстаивать ее, если Цеpковь должна пpодолжать свою особyю, единственною миссию и не пpевpащаться пpосто в социальное агентство, каковым она никогда не станет.

Хpистианская любовь — это «невозможная возможность» yвидать Хpиста в дpyгом человеке, кто бы он ни был; человеке, котоpого Бог по своемy вечномy и тайномy пpомыслy pешил ввести в мою жизнь, хотя бы на несколько мгновений, не только как повод для «добpого дела» или филантpопического yпpажнения, но как начало вечного общения с Самим Богом. Hа самом деле любовь и есть та таинственная сила, котоpая чеpез все внешнее, слyчайное в дpyгом человеке — его наpyжнсть, социальное положение, этническое пpоисхождение, интеллектyальиые способности — достигает дyши, единственного личного коpня человеческого сyщества, частицы Бога в нем. Бог любит каждогочеловека, потомy что Он Один знает бесценное и абсолютное сокpовище, дyшy, человеческyю личность, котоpою Он даpовал каждомy человекy. Таким обpазом, хpистианская

любовь становится yчастием в этом божественном знании и даpом божественной любви. Любовь не может быть безличной, потомy что любовь сеть именно чyдесное откpовение личности в одном человеке, личного и единственного сpеди общего и обычного. Это откpовение того, что достойно любви в нем, того, что дано емy Богом.

В этом отношении хpистианская любовь иногда — пpотивоположность социальной деятельности, с котоpой в настоящее вpемя так часто сами хpистиане ее отождествляют. Для социального деятеля пpедмет его любви не личность, но человек, отвлеченная единица, взятая из не менее отвлеченного человечества. Тогда как хpистианин любит человека, потомy что он — личность. Там личность пpинимается как человек, здесь — человек pассматpивается только как личность. Для социального деятеля личность не пpедставляет никакого интеpеса, он часто пpиносит ее в жеpтвy «общемy интеpесy». Может показаться, и не без основания, что хpистианство довольно скептически относится к отвлеченномy «человечествy»; но оно изменяет самомy себе и совеpшает смеpтельный гpех всякий pаз, когда пpенебpегает заботой об отдельной личности и любовью к ней. Подход социального активиста всегда фyтypистичен; он действyет всегда во имя спpаведливости, поpядка, достижения бyдyщего счастья. Хpистианство мало заботится о загадочном бyдyщем, но всю силy свою напpавляет на настоящий, pешающий момент, когда надо пpоявить, любовь. Оба эти подхода не исключают дpyг дpyга, но не должно их смешивать. Без сомнения, хpистиане

несyт ответственность по отношению к земной жизни и должны ее на себя взять и исполнить. Деятельность социального активиста пpинадлежит всецело земной жизни. Hо цель хpистианской любви за пpеделами земной жизни. Она сама по себе — лyч, исходящий из Цаpствия Божьего; она пpоходит и пеpеходит чеpез все огpаничения и yсловности земного миpа, потомy что ее движyщая сила, как и цель, и завеpшение — в Боге. И мы знаем, что единственная постоянная и пpеобpажающая победа в этом миpе, котоpый «во зле лежит», это победа любви. Hастоящая и действительная миссия Цеpкви — напоминать человекy об этой личной любви и об его пpизвании наполнять гpешный Миp любовью.

Пpитча о Стpашном Сyде говоpит о хpистианской любви. Hе каждый из нас пpизван pаботать для человечества, но каждый полyчил даp и благодать любви Хpистовой. Мы знаем, что все люди нyждаются в этой личной любви, пpизнании их личной, особой дyши, в котоpой все твоpение Божие отpажается особым обpазом. Мы также знаем, что в миpе есть больные, голодные, потомy что им было отказано в этой личной любви. И в конце концов мы знаем, что как бы yзко и огpаниченно в своих возможностях ни было наше собственное сyществование, каждый из нас несет на себе ответственность за какyю–то кpошечнyю частицy Цаpствия Hебесного, именно благодаpя томy, что мы обладаем этим даpом любви Хpистовой. Таким обpазом, мы бyдем сyдимы за то, пpиняли ли мы на себя этy ответственность, пpоявили ли этy любовь или отказали в ней. Потомy что

«так как вы сделали это одномy из сих бpатьев Моих меньших, то сделали Мне»… (Матф. 25:40).

Прощению

Теперь только несколько дней осталось до начала Поста. Уже в течение мясопустной недели, завершающейся Прощеным Воскресением, два дня, среда и пятница, стоят как бы отдельно, они уже совершенно «великопостные»: в эти дни не полагается совершать Божественную литургию и весь порядок богослужений имеет особенности, относящиеся к Посту. В среду на вечерне поется прекрасная стихира, приветствие Посту:

Возсия весна постная, цвет покаяния, очистим убо себя, братия, от всякия скверны, Светодавцу поюще рцем: Слава Тебе, Едине Человеколюбче.
\\\
Наступила весна Поста! Свет покаяния; очистимся, братия, от всякого зла, воспевая Светодавцу (Подателю Света) Слава Тебе, Едине Человеколюбче!

Суббота Мясопустной недели посвящена памяти всех «мужей и жен подвигом поста просветившихся (спасшихся) «: святые, примеру которых мы должны следовать, учат нас трудному пути, трудному искусству поста и покаяния. Мы не одни, начиная подвиг Поста: «Восхвалим собор святых Отцов! Антония Великого, Евфимия Великого и всех их собратий, проходящих по жизненному пути своему, как будто сквозь райскую сладость…»

У нас есть помощники и примеры: почитаем ваш пример, святые Отцы! Вы научили нас истинному пути; благословенны вы, потому что вы поработали для Христа…

Наконец наступает последний день, обычно называющийся «Прощенным Воскресением»; но мы не должны забывать его второго литургического названия: «Изгнание Адама из рая». Это название действительно подводит итог всему подготовлению к Посту. Теперь мы знаем, что человек был создан для жизни в раю, для того, чтобы знать Бога и общаться с Ним. Грех лишил человека этой блаженной жизни, и существование его на земле стало изгнанием. Христос, Спаситель мира, отворяет двери рая всякому, кто идет за Ним, и Церковь, показывая нам красоту Его Царства, превращает нашу жизнь в паломничество к небесному отечеству. Итак, в начале Поста мы уподобляемся Адаму:

Изгнан бысть Адам из рая снедию, темже и седя прямо сего рыдаше, стеня… Увы мне, что пострадах окаянный аз: едину заповедь преступих Владычню, и благих всяческих лишихся! Раю святейший, мене ради насажденный быв, и Евы ради затворенный, моли тебе Сотворшаго, и мене Создавшаго, яко да твоих цветов исполнюся. Темже и к нему Спас: моему созданию не хощу погибнути, но хощу сему спастися, и в познание истины прийти, яко грядущаго ко Мне не изгоняю вон.
\\\
Изгнан был Адам из рая из–за пищи (из–за вкушения запрещенного плода), и, сидя прямо перед раем, рыдал и стонал… Увы мне, как пострадал я, окаянный: я не соблюл одной заповеди Владыки и лишился всех благ! Рай святейший, ради меня насажденный, и ради Евы затворенный, моли тебя и меня Создавшего, чтобы я вновь наполнился твоими цветами. И отвечал ему (Адаму) Спаситель: я не хочу, чтобы погибло мое создание, но я хочу, чтобы оно спаслось и пришло к познанию истины, потому что приходящего ко Мне я не изгоню.

Пост освобождает нас от порабощения греху, от плена «этого мира». Но в Евангельском чтении последнего воскресения говорится об условиях этого освобождения (Матф. 6:14–21). Первое условие — пост: отказаться от того, чтобы считать желания и требования нашей падшей природы нормальными; усилие освободить дух от диктаторской воли плоти, материи. Но для того, чтобы пост наш был настоящим, подлинным, надо, чтобы он не был лицемерным, «показным». Мы должны «явиться постящимися не пред людьми, но пред Отцем (Нашим), Который втайне» (Матф. 6:18). Второе условие поста — прощение; «если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный» (Матф. 6:15). Торжество греха, главный признак его владычества в мире, это ссоры, несогласия, разделения, ненависть. Поэтому первый пролом через крепость греха есть прощение: возвращение к единению, согласию, любви. Лучезарное всепрощение Самого Бога воссияет между мной и моим «врагом», если я ему прощу. Простить — это значит отвергнуть все счеты

и рассчеты человеческих отношений, предоставив их Христу. Прощение — настоящее «вторжение» Царствия Небесного в наш грешный и падший мир.

Пост по–настоящему начинается с вечерни этого воскресения. И эту единственную по своему глубокому значению и такую прекрасную вечерню не служат во многих наших церквах! Однако ничто лучше этой вечерни не показывает нам «настроения» Великого Поста в Православной Церкви, не вводит нас в него; нигде лучше не чувствуется ее глубокий призыв к человеку.

Служба начинается, как торжественная вечерня; священнослужители в светлых облачениях. Стихира на «Господи, воззвах…» (следующая после «Господи, воззвах») возвещает наступающий Пост, а за ним — приближение Пасхи!

Постное время светло начнем, к подвигом духовным себе подложивше, очистим душу, очистим плоть, постимся я коже в снедех от всякия страсти, добродетельми наслаждающеся духа: в нихже совершающеся любовию, да сподобимся вси видети всечестную страсть Христа Бога, и святую Пасху, духовно радующеся.
\\\
Постное время светло начнем! Готовясь к духовным подвигам, очистим нашу душу, очистим тело. Воздержимся как от пищи, так и от всякой страсти, и насладимся духовными добродетелями. Дабы, усовершенствовавшись в любви, мы были достойны увидать страсти (страдания) Христа Бога и святую Пасху, в духовной радости.

Потом, как обычно, следует Вход и пение «Свете Тихий…» Затем служащий священник идет на «горнее место», за престолом, и возглашает вечерний Прокимен, который всегда возвещает конец одного и начало другого дня. За этой вечерней «Великий Прокимен» возвещает начало Поста:

Не отврати лица Твоего от отрока Твоего, яко скорблю, скоро услыши мя: вонми души моей, и избави ю.
\\\
Не отврати лица Твоего от слуги Твоего, потому что я скорблю! Скоро услышь меня, обрати внимание на душу мою и избавь ее.

Вслушайтесь в особенную мелодию этого стиха, этого крика души, внезапно наполняющего церковь: «… я скорблю» — и вы поймете исходный пункт Поста: таинственную смесь отчаяния и надежды, тьмы и света. Все приготовление теперь закончено. Я стою перед Богом, перед славой и красотой Его Царства. И я сознаю свою принадлежность к этому Царству, сознаю, что у меня нет другого дома, другой радости, ни другой цели; и я сознаю также, что я изгнан из этого Царства во тьму и печаль греха, и… «я скорблю»! И в конце концов я сознаю, что только Бог может помочь моей скорби, только Он может избавить и спасти мою душу. Покаяние, — прежде и больше всего, — отчаянная мольба к этой божественной помощи.

Прокимен повторяется пять раз. И вот Пост уже наступил! Светлые облачения заменяются темными, постными, тушат яркое освещение. Когда священник или дьякон начинает вечернюю

ектению, хор отвечает ему постным напевом. Первый раз читается великопостная молитва Ефрема Сирина с земными поклонами. В конце службы молящиеся подходят сперва к священнику, прося прощения, потом просят прощения друг у друга. Но в то время, как происходит этот обряд «прощения», и т. к. Пост начинается именно этим актом любви, единения и братства, хор поет Пасхальные песнопения. Нам предстоит сорокадневный путь по пустыне Поста, но в конце этого пути уже сияет свет Пасхи, свет Царства Христова.

Глава 2. Великопостные богослужения

1. «СВЕТЛАЯ ПЕЧАЛЬ»

Для многих, если не для большинства, православных христиан Пост состоит из ограниченного количества формальных, большей частью отрицательных правил: воздержание от скоромной пищи (мяса, молочного, яиц), танцев, может быть и кинематографа. Мы до такой степени удалены от настоящего духа Церкви, что нам иногда почти невозможно понять, что в Посте есть «что–то другое», без чего все эти правила теряют большую часть своего значения. Это «что–то» другое можно лучше всего определить как некую атмосферу, «настроение», прежде всего состояние духа, ума и души, которое в течение семи недель наполняет собой всю нашу жизнь. Надо еще раз подчеркнуть, что цель Поста заключается не в том, чтобы принуждать нас к известным формальным обязательствам, но в том, чтобы «смягчить» наше сердце так, дабы оно могло воспринять духовные реаль-

ности, ощутить скрытую до тех пор жажду общения с Богом.

Эта постная атмосфера, это единственное «состояние духа» создается главным образом богослужениями, различными изменениями, введенными в этот период поста в литургическую жизнь. Если рассматривать в отдельности эти изменения, они могут показаться непонятными «рубриками», формальными правилами, которые надо формально исполнять; но взятые в целом они открывают и сообщают нам самую сущность Поста, показывают, заставляют почувствовать ту светлую печаль, в которой подлинный дух и дар Поста. Без преувеличения можно сказать, что у святых Отцов, духовных писателей и создателей песнопений Постной Триоди, которые мало–помалу разработали общую структуру постных богослужений, придали Литургии Преждеосвященных Даров эту особую, свойственную ей красоту, было одинаковое, единое понимание человеческой души. Они действительно знают духовное искусство покаяния, и каждый год, в течение Поста, они дают всем, кто имеет уши, чтобы слышать, и глаза, чтобы видеть, возможность воспользоваться их знанием.

Общее впечатление, как я уже сказал, это настроение «светлой печали». Я уверен, что человек, входящий в церковь во время великопостного богослужения, имеющий только ограниченное понятие о богослужениях, почти сразу поймет, что означает это с виду противоречивое выражение. С одной стороны, действительно известная тихая печаль преобладает во всем богослужении; облачения — темные, служба длиннее обычного, более монотонная,

почти без движений. Чтение и пение чередуются, но как будто ничего не «происходит». Через определенные промежутки времени священник выходит из алтаря и читает одну и ту же короткую молитву, и после каждого прошения этой молитвы все присутствующие в церкви кладут земной поклон. И так в течение долгого времени мы стоим в этом единообразии молитвы, в этой тихой печали.

Но в конце мы сознаем, что эта продолжительная и единообразная служба необходима для того, чтобы мы почувствовали тайну и сперва незаметное «действие» в нашем сердце этого богослужения. Мало–помалу мы начинаем понимать или скорее чувствовать, что эта печаль действительно «светлая», что какое–то таинственное преображение начинает совершаться в нас. Как будто мы попадаем в такое место, куда не достигают шум и суета жизни, улицы, всего того, что обычно наполняет наши дни и даже ночи, — место, где вся эта суета не имеет над нами власти. Все, что казалось таким важным и наполняло нашу душу, то состояние тревоги, которое стало почти нашей второй природой, куда–то исчезает, и мы начинаем испытывать освобождение, чувствуем себя легкими и счастливыми. Это не то шумное, поверхностное счастье, которое приходит и уходит двадцать раз в день, такое хрупкое и непостоянное; это — глубокое счастье, которое происходит не от одной определенной причины, но оттого, что душа наша, по словам Достоевского, прикоснулась к «иному миру». И прикоснулась она к тому, что полно света, мира, радости и невыразимой надежды. Мы понимаем тогда, почему службы должны быть длинными и как

будто монотонными. Мы понимаем, что совершенно невозможно перейти из нормального состояния нашей души, наполненной суетой, спешкой, заботами, в тот иной мир, без того, чтобы сперва «успокоиться», восстановить в себе известную степень внутренней устойчивости. Вот почему те, которые думают о церковных службах только как о каких–то «обязательствах», которые всегда спрашивают о «минимальных требованиях» («как часто мы должны ходить в церковь?», «как часто мы должны молиться?») никогда не смогут понять настоящего значения богослужений, переносящих нас в иной мир — в присутствие Самого Бога! — но переносят они нас туда не сразу, а медленно, благодаря нашей падшей природе, потерявшей способность естественно входить в этот «иной мир».

И вот, когда мы испытываем это таинственное освобождение, легкость и мир, печальное однообразие богослужения приобретает новый смысл, оно преображено; оно освящено внутренней красотой, как ранним лучом солнца, который начинает освещать вершину горы, когда внизу, в долине, еще темно. Этот свет и скрытая радость исходят из частого пения аллилуйя, от общего «настроения» великопостных богослужений. То, что казалось сперва однообразием, превращается теперь в мир; то, что сперва звучало печалью, воспринимается теперь как самые первые движения души, возвращающейся к утерянной глубине. Это то, что возвещает нам каждое утро первый стих великопостного Aллилуия:

От нощи утренюет дух мой к Тебе, Боже, зане свет повеления Твоя.
\\\
С раннего утра мой дух стремится к Тебе, Боже, потому что Твои повеления — свет (на земле).

«Печальный свет»: печаль моего изгнания, растраченной жизни; свет Божьего присутствия и прощения, радость возродившейся любви к Богу и мир возвращения в Дом Отца. Таково настроение великопостного богослужения; таково его первое соприкосновение с моей душой.

2. ВЕЛИКОПОСТНАЯ МОЛИТВА СВЯТОГО ЕФРЕМА СИРИНА

Молитву, которую предание приписывает одному из великих наставников духовной жизни, св. Ефрему Сирину, можно действительно назвать великопостной молитвой, т. к. она особенно выделяется среди всех песнопений и молитв Поста.

Вот текст этой молитвы:

Господи и Владыко живота моего,

Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми.

Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему.

Ей, Господи, Царю!

Даруй ми зрети моя прегрешения,

И не осуждати брата моего

Яко благословен еси во веки веков.

Аминь.

Эта молитва читается дважды в конце каждой великопостной службы от понедельника до пятницы (по субботам и воскресениям она не читается, т. к. богослужения этих двух дней, как мы увидим позже, отличаются от общего великопостного строя). При первом чтении этой молитвы после каждого прошения кладется земной поклон. Потом 12 раз про себя читается молитва: «Боже, очисти мя, грешного», — с поясными поклонами. Затем вновь читается вся молитва, после которой кладется один земной поклон.

Почему эта короткая и простая молитва занимает такое важное место во всем великопостном богослужении? Потому что в ней перечисляются особым, свойственным только этой молитве образом все отрицательные и положительные элементы покаяния и определяется, так сказать, список наших индивидуальных подвигов. Цель этих подвигов — прежде всего — освобождение от какого–нибудь основного недуга, направляющего всю нашу жизнь и препятствующего нам вступить на путь обращения к Богу.

Основной недуг — праздность, лень, нерадение, небрежность. Это — та странная лень и пассивность всего нашего существа, что тянут нас всегда «вниз», а не поднимают «вверх», что постоянно убеждают нас в невозможности, а потому и нежелательности что–либо изменить. Это поистине глубоко вкорененный в нас цинизм, который на каждый духовный призыв отвечает: «зачем?» и благодаря которому в течение всей нашей жизни мы растрачиваем данные нам духовные силы. «Праздность» — корень всех грехов, потому что

она отравляет духовную энергию у самых ее истоков.

Плод праздности — уныние, в котором все учителя духовной жизни видят величайшую опасность для души. Человек во власти уныния лишен возможности видеть что–либо хорошее или положительное; для него все сводится к отрицанию и пессимизму. Это воистину дьявольская власть над нами, т. к. дьявол прежде всего лжец. Он лжет человеку о Боге и о мире; он наполняет жизнь тьмою и отрицанием. Уныние — это самоубийство души, потому что, если человек находится во власти уныния, он совершенно неспособен видеть свет и стремиться к нему.

Любоначалие! Любовь к власти. Как ни странно это может показаться, но именно праздность, лень и уныние наполняют нашу жизнь любоначалием. Лень и уныние извращают все наше отношение к жизни, опустошают ее и лишают ее всякого смысла; они заставляют нас искать возмещения в совершенно неправильном отношении к другим людям. Если моя душа не направлена к Богу, не ставит себе целью вечные ценности, она неизбежно станет эгоистичной, эгоцентричной, а это значит, что все другие существа станут средствами для удовлетворения ее желаний и удовольствия. Если Бог не Господь и Владыка моей жизни, то я сам превращаюсь в своего господина и владыку, становлюсь абсолютным центром моего собственного мира и рассматриваю все с точки зрения моихнеобходимостей, моих желаний и моего суждения. Любоначалие, таким образом, в корне извращает мое отношение к другим людям, стараясь под-

чинить их себе. Оно не всегда побуждает нас действительно командовать и властвовать над другими людьми. Оно может выражаться также в равнодушии, презрении, отсутствии интереса, внимания и уважения к другим людям. Дух праздности и безнадежности в этом случае направлен на других; и духовное самоубийство соединяется здесь с духовным убийством.

После всего этого — празднословие. Человек один — среди всех созданных Богом тварей — получил дар речи. Все святые Отцы видят в этом «отпечаток» Образа Божия в человеке, потому что Сам Бог явлен нам как Слово (Иоанн 1:1). Но, будучи высшим даром, он в то же время и наибольшая опасность. Выражая действительно саму сущность человека, его самоисполнение, он именно благодаря этому может стать средством падения, самоуничтожения, обмана и греха. Слово спасает и убивает; слово вдохновляет и слово отравляет. Правда выражается словом, но и дьявольская ложь пользуется словом. Обладая высшей положительной силой, оно поэтому имеет огромную отрицательную силу. Оно создает положительное и отрицательное. Когда слово отклоняется от своей божественной природы и назначения, оно становится праздным. Оно «подкрепляет» дух праздности, уныния и любоначалия, и жизнь превращается в сущий ад. Слово становится тогда действительно властью греха.

Покаяние, таким образом, направлено против этих четырех проявлений греха. Это препятствия, которые надо удалить. Но только Один Бог может это сделать. Поэтому первая часть этой велико-

постной молитвы — крик из глубины человеческой беспомощности. Затем молитва переходит к положительным целям покаяния; их тоже четыре.

Целомудрие! Если не придавать этому слову, как это часто делают, только его сексуальное, побочное значение, то его надо понимать как положительную противоположность духа праздности. Праздность прежде всего означает рассеяние, разделение, изломанность наших мнений и понятий, нашей энергии, невозможность видеть вещи, как они есть, в их целом. Противоположность праздности и есть именно целостность. Если обычно считают целомудрие добродетелью, противоположной сексуальному развращению, то это происходит только благодаря тому, что изломанность нашего существования нигде так себя не выражает, как в сексуальном разврате, в отчуждении жизни тела от жизни духа, от духовного контроля. Христос восстановил в нас целостность, восстановил настоящую иерархию ценностей, приведя нас обратно к Богу.

Первый чудесный плод этой целостности или целомудрия — смирение. Мы уже говорили о нем. Оно прежде всего победа правды в нас самих, уничтожение всей той лжи, в которой мы обычно живем. Одни смиренные способны жить по правде, видеть и принимать вещи так, как они есть, и благодаря этому видеть Божие величие, доброту и любовь ко всем. Вот почему сказано, что Бог смиренным дает благодать и противится гордым.

За целомудрием и смирением естественно следует терпение. «Падший» в своей естественной природе человек — нетерпелив, т. к., не видя самого

себя, он скор на суд и осуждение других. Это понятия обо всем неполные, изломанные, искаженные; поэтому он судит обо всем согласно со своими вкусами и со своей точки зрения. Он равнодушен ко всем, кроме как к самому себе, поэтому он хочет, чтобы жизнь для него стала немедленно удачной.

Терпение поистине божественная добродетель. Господь терпелив не потому, что Он «снисходительно» к нам относится, но потому, что Он видит реально самую глубину вещей, которую мы по своей слепоте не видим, и которая открыта Ему. Чем больше мы приближаемся к Богу, тем терпеливее мы становимся, тем более отражаем в себе свойственное одному Богу бережное отношение, уважение к каждому отдельному существу.

Наконец, венец и плод всех добродетелей, всех усилий и подвигов есть любовь, та любовь, которая, как мы уже сказали, может быть дана одним Богом; это тот дар, который является целью всего духовного подготовления и опыта.

Все это сведено воедино в последнем прошении великопостной молитвы, в котором мы просим: «видеть свои прегрешения, и не осуждать брата своего». В конце концов, перед нами стоит одна опасность: гордыня. Гордость — источник зла, и зло — источник гордости. Недостаточно, однако, видеть свои прегрешения, потому что даже эта кажущаяся добродетель может обратиться в гордость. Писания святых Отцов полны предостережением против этого вида ложного благочестия, которое на самом деле, под прикрытием смирения и самоосуждения, может привести к дьяволь-

ской гордыне. Но когда мы «видим наши грехи» и «не осуждаем брата своего», когда, другими словами, целомудрие, смирение, терпение и любовь соединяются в нас в одно целое, тогда и только тогда главный враг — гордость — уничтожается в нас.

После каждого прошения молитвы мы кладем земной поклон. Не только во время молитвы св. Ефрема Сирина кладут земные поклоны; они составляют отличительную характеристику всего великопостного богослужения. Но в этой молитве значение их раскрывается лучше всего. В долгом и трудном подвиге духовного возрождения Церковь не отделяет души от тела. Человек отпал от Бога весь целиком, душой и телом; и весь целиком человек должен быть восстановлен, чтобы вернуться к Богу. Греховное падение состоит именно в победе плоти — животной, иррациональной похоти в нас — над духовной, божественной природой. Но тело прекрасно, тело свято, так свято, что Сам Бог «стал плотью». Спасение и покаяние тогда не презрение к телу, не небрежение им — но восстановление тела в его настоящем служении, как выражения жизни и духа, как храма бесценной человеческой души. Христианский аскетизм не борьба против тела, но за него. Вот почему весь человек — душой и телом — кается. Тело участвует в молитве души, так же, как и душа молится не вне, а в своем теле. Таким образом, земные поклоны, «психо–телесный» знак покаяния и смирения, поклонения и послушания, являются отличительной чертой великопостного богослужения.

3. СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ

Церковная молитва всегда библейская, т. е. выражается она языком, образами и символами Святого Писания. Если Библия содержит в себе Божественное Откровение, то она также и вдохновенный ответ человека на это Откровение и потому — выражение и содержание человеческой молитвы, хвалы и поклонения. Возьмем как пример псалмы; прошло несколько тысяч лет с тех пор, как они были написаны, однако, когда человек хочет выразить свое раскаяние, всем4 потрясенным существом своим призвать милосердие Божие, он находит единственное совершенное выражение своей молитвы в покаянном псалме 50: «Помилуй мя, Боже!» Во всех возможных положениях человека перед Богом, миром, другими людьми, начиная от захватывающей радости Божьего присутствия до бездонного отчаяния человека в изгнании, в грехе или болезни — совершенное выражение своей молитвы он находит в этой единственной книге, которая поэтому всегда составляла ежедневное «питание» Церкви, средство ее молитвы и самоназидания.

В Великом Посту на библейском измерении церковного богослужения ставится как бы особое ударение. Можно сказать, что в течение сорока дней Поста человек и Церковь как бы возвращаются духовно в состояние Ветхого Завета, во времена дo Христа, время покаяния и ожидания, время «истории спасения», движущейся к своему исполнению во Христе. Это возвращение необходимо, т. к., несмотря на то, что мы принадлежим ко вре-

мени после Христа, знаем Его и «крестились в Него», мы постоянно отпадаем от новой жизни, полученной от Него, и это означает, что мы возвращаемся к «старым» временам. Церковь, с одной стороны, уже «дома», ибо она есть «благодать Господа нашего Иисуса Христа, любовь Бога и Отца и причастие Святого Духа»; а с другой стороны, она все еще «в пути», в долгом и трудном странствии к исполнению всего сущего в Боге, к возвращению Христа в конце времен.

Великий Пост — время актуализации этого второго призвания Церкви, жизни ее, как ожидания и странствия. Поэтому здесь Ветхий Завет приобретает свое полное значение; не только как книга пророчеств, уже осуществившихся, но как книга о человеке и всем сотворенном мире на пути к Царству Небесному.

Чтения Ветхого Завета во время богослужений Великого Поста совершаются двояко: это, во–первых, удвоенное чтение Псалтыри и, во–вторых, «lectio continua» то есть чтение по порядку и целиком трех Ветхозаветных книг: Бытия, пророка Исайи и притч Соломоновых.

Псалмы всегда занимали в христианском богослужении центральное и исключительно важное место. Церковь видит в них не только лучшее и самое верное выражение человеческой молитвы, раскаяния, поклонения, хвалы, но и настоящую «устную икону» Христа и Церкви, откровение в Откровении. Святые Отцы считают, по словам одного толкователя их писаний, что «только Христос и Его Церковь молятся, плачут и говорят в этой книге», (книге псалмов). Поэтому с самого

начала псалмы составляли основу молитвы Церкви, ее «естественный язык». В богослужении псалмы употребляются, во–первых, как постоянная основа ежедневных служб: «вечерний псалом» 103 за вечерней; шестопсалмие, псалмы 3,38, 63, 88, 103, 143; «хвалитные» псалмы 148, 149, 150 во время утрени; по три псалма на каждом часе и т. д. Из Псалтыри выбраны Прокимны, стихи для «аллилуйя» в дни годичных праздников и др. И наконец вся Псалтырь, разделенная на двадцать частей, Кафизм, прочитывается еженедельно за вечерней и утреней; это третье употребление Псалтыри удвоено во время Великого Поста; вся Псалтырь прочитывается не один, а два раза каждую неделю Поста, когда чтение кафизм включается еще в Третий и Шестой Час.

Установление «постоянного чтения» Бытия, Исайи и Притч целиком восходит к тем временам, когда Великий Пост был еще главным образом подготовительным периодом к крещению и богослужения носили особый поучительный характер для наставления оглашенных в вере христианской. Каждая из этих трех книг содержит в себе одну из основных частей Ветхого Завета: история сотворения Богом мира, пророчества и моральные и нравственные поучения.

Книга Бытия дает нам как бы основную рамку верований Церкви. Она содержит в себе историю сотворения мира, грехопадения и, наконец, обещание и начало спасения заключением первого Завета Бога с Его избранным народом. Она передает нам основные верования Церкви в Бога как Творца, Судию и Спасителя. Она открывает нам самые корни

христианского понимания человека, созданного «по образу и подобию Божию», отпадшего от Бога и остающегося объектом божественной любви, заботы и конечного спасения. Она объясняет смысл истории как истории спасения, ведущей к Христу и завершенной Им. Она возвещает нам тайну Церкви, переданную в образах и событиях жизни избранного народа, Завета, Ковчега и т. д.

Исайя — величайший из всех пророков, и чтение его пророчеств в течение всего Великого Поста должно открыть нам еще раз великую тайну спасения через страдания и жертву Христа.

И в конце концов книга Притч — как бы итог нравственного учения Ветхого Завета, морального закона и мудрости; не принимая их во внимание, не соглашаясь с ними, человек не может понять своего отпадения от Бога и поэтому неспособен даже услыхать благую весть прощения, посылаемого нам любовью и благодатью.

Поучения из этих трех книг читаются ежедневно в течение Великого Поста от понедельника до пятницы включительно; книги Бытия и Притч за вечерней, пророчества Исайи на Шестом Часе. И хотя Великий Пост давно перестал быть периодом, подготовляющим к крещению, главная цель этих чтений полностью сохраняет свое значение. Наша христианская вера требует этого ежегодного возвращения к своим библейским корням и основаниям, т. к. не может быть предела нашего возрастания в понимании Божественного Откровения. Нельзя рассматривать Библию как сборник «догматических теорем», которые надо заучить и запомнить раз навсегда; это живой голос Самого Бога,

вновь и вновь говорящего с нами, вводящего нас все глубже в неисчерпаемые богатства Его Мудрости и Любви. Самая большая трагедия нашей Церкви почти полное незнание Святого Писания среди членов Церкви и, что еще хуже, действительно полное равнодушие к нему. То, что было бесконечной радостью, интересом, духовным и интеллектуальным ростом для Отцов Церкви, для Святых, теперь для стольких современных православных превратилось в устарелые тексты, не имеющие никакого значения для их жизни. Поэтому будем надеяться, что если вновь воспринимаются дух и значение Великого Поста, то это означает, что и Святое Писание вновь воспринимается как настоящая духовная пища и общение с Богом.

4. ТРИОДЬ

Великий Пост имеет свою особую богослужебную книгу: Триодь постную. В эту книгу входят все песнопения (стихиры и каноны), библейские чтения на каждый день поста, начиная с Воскресения Мытаря и Фарисея и кончая вечерней Святой и Великой Субботы. Песнопения Триоди были составлены большею частью уже после фактического исчезновения «оглашенных» (крещаемых во взрослом возрасте и требующих подготовки к крещению) . Поэтому в них главным образом говорится и выделяется не крещение, а покаяние. К сожалению, в настоящее время очень мало кто знает красоту и глубину этих великопостных служб.

Незнание Триоди — главная причина, почему в христианском сознании постепенно иначе стали пониматься смысл и значение Поста, что мало–помалу обратило Пост в соблюдение чисто формальных «предписаний» и ограничений в пище. Подлинное вдохновение и призыв Великого Поста в настоящее время почти утеряны, и единственная возможность их вновь приобрести — это внимательное слушание всех песнопений Триоди.

Обратим внимание, например, на то, как часто в стихирах мы слышим предупреждение именно против «формального» и, следовательно, лицемерного понимания поста. Уже в среду мясопустной недели мы слышим:

От брашен постяшися душе моя и страстей не очистившися, всуе раду ешися неядением: аще бо не вина ти будет ко исправлению, яко ложная возненавидена будеши от Бога. И злым демоном уподобишися, николиже я душим. Да не убо согрешаю щи, пост непотребен сотвориши: но непоколебима к стремлениям безместным пребывай, мнящи предстояти распятому Спасу, паче же сраспятися тебе ради распеншемуся!
\\\
Вотще ты радуешься, о душа, что воздерживаешься от пищи, тогда как от страстей ты не очищена. В тебе нет желания исправления, ты будешь в презрении, как лживая, пред очами Бога, ты будешь сравнена с злыми демонами, которые никогда не едят! Если ты будешь продолжать грешить, твой пост будет бесполезен; поэтому стремись постоянно стоять перед Распятым Спасителем,или скорее стремись со–распяться Ему, Который был распят для твоего спасения.

Или вот еще стихира среды четвертой недели:

Втайне добродетелей делающие, духовная воздаяния чающие, не посреди торжищ и распутий являют сия, но внутрь сердца носят паче; и всех видяй бываемое втайне, мзду воздержания подает нам. Пост совершаем, не сетующи лицы, и в клетех душ наших молящеся, непрестанно возопиим: Отче наш, Иже еси на небесех, не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
\\\
Жаждущие духовных утешений совершают свои добрые дела втайне, не разглашая их на торжищах и площадях, но непрестанно молясь в глубине сердца: потому что Тот, Кто видит сотворенное втайне, вознаграждает нас за наше воздержание. Постимся не с печальными лицами, но непрестанно молясь в глубине души: Отче наш, Который на небесах, не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого.
В течение всего Великого Поста в стихирах постоянно говорится о противоположности смирения мытаря и самохвальства фарисея и осуждении лицемерия. В чем же состоит настоящий пост? Триодь отвечает: прежде всего во внутреннем очищении:

\\\
Постимся, верующие, чтобы избавиться от вредной пищи и губительных страстей, чтобы получить жизнь от божественного Креста, и вернуться с благоразумным разбойником в Отчий дом…

А также вернуться к любви; это борьба против «растраченной жизни», против ненависти, несправедливости, зависти:

Постяшеся, братие, телесне, постимся и духовне: разрешим всякий союз неправды; расторгнем стропотная нуждных изменений, всякое списание неправедное раздерем, дадим алчущим хлеб, и нищие бескровные введем в домы: да приимем от Христа Бога велию милость.
\\\
Братие, постясь телесно, будем поститься и духовно: развяжем всякие союзы неправды, расторгнем препятствия к нужным изменениям, разорвем неправедные писания. Дадим алчущим хлеб, и приютим нищих и бездомных, дабы получить от Христа Бога великую милость.
Приидите, вернии, делаем во свете дела Божия, яко во дни благообразно ходим, всякое неправедное списание от себя ближнего отимем, не полагающе претыкания сему в соблазн. Оставим плоти сладострастие, возрастим души дарования, дадим требующим хлеб, и приступим Христу в покаянии вопиюще: Боже наш, помилуй нас.
\\\
Придите, верующие, будем во свете делать дела Божий, как днем будем ходить честно, благообразно. Избавимся от несправедливого обвинения ближнего, не стараясь столкнуть с пути на соблазн другим. Оставим сладострастие плоти, разовьем данные нашей душе дарования, и приступим к Христу в покаянии, взывая: Боже наш, помилуй нас.

В то время, когда мы слушаем эти стихиры, как мы далеки от фарисейского понимания Поста, которое в настоящее время преобладает и определяет исключительно отрицательное отношение к посту, как к известному «неудобству», на которое мы по своей доброй воле соглашаемся, «страдая», но которое автоматически зачтется нам как наша «заслуга» и доведет нас до «оправдания» Богом. Сколько людей соглашаются с той мыслью, что пост — это время, когда что–то само по себе приятное и хорошее запрещено, как будто Господь находит удовольствие в том, чтобы нас мучить. Однако, для творцов великопостных стихир пост означает как раз совершенно противоположное; это возвращение к «нормальной» жизни, к тому «по–щению», которое нарушили Адам и Ева, допустив таким образом в мир страдание и смерть. Поэтому Великий Пост приветствуется как духовная весна, как время радости и света:

Возсия весна постная, цвет покаяния…
\\\
Засияла весна постная, цвет покаяния…

Постное завещание радостно восприимем: аще бо бы сие праотец сохранил, Едемского отпадения не прияли быхом…

\\\
Радостно восприимем авещание поста! Если бы праотец наш (Адам) не нарушил поста, мы не были бы лишены рая…
Время веселое поста, темже чистоты световидныя и любве чистыя, молитвы светозарныя, и вся кия иныя добродетели насытившеся богатно, светло возопиим…
\\\
Время поста — время радостное светлой чистоты, чистой любви, светозарной молитвы; насытившись обильно всякой другой добродетелью, радостно воззовем…

Только те, кто «радуются о Господе», для которых Христос и Его Царство высшее желание и радость их жизни, способны радостно принять борьбу против зла и греха и участвовать в окончательной победе над ними. Вот почему только к мученикам, среди разных видов святости, обращаемся мы за каждой великопостной службой, только они восхваляются в особых, посвященных им стихирах. Потому что именно мученики предпочли Христа всему другому на свете, включая самую жизнь; они так радовались во Христе, что могли вместе со св. Игнатием Антиохийским сказать, умирая: «Теперь мы начинаем жить»… Они — свидетели Царствия Божия, потому что только тот, кто видел и вкусил его сладость, способен на такое высшее самозабвение. Они наши спутники, наши вдохновители в течение Великого Поста, который для нас именно есть время борьбы за восстановление божественного, небесного и вечного начала в наших душах.

Едино дышуще, на едино взирающе страстотерпцы мученицы, един путь живота обретше, за Христа смерть…В броня оболкшеся добре и образом крестным вооружившее себе воини благомощнии показастеся мучителем мужески противистеся, и диаволю прелесть потребисте, победители бывше венцев сподобистеся: молитеся Христу Богу о нас, во еже спастися душам нашим.
\\\
Одним дыша, на одно взирая, страстотерпцы мученики, вы нашли один путь жизни — смерть за Христа…Облекшись в броню правды, вооружившись силою Креста, вы были воинами, добром побеждающими. Вы мужественно противились вашим мучителям и, одолев дьявольские козни, стали победителями и сподобились венцов: молитесь Христу Богу о нас, чтобы души наши были спасены.

В течение сорока дней Крест Господень, Его Воскресение и сияющая радость Пасхи — главная тема всех великопостных песнопений, постоянное напоминание, что как бы труден и узок ни был путь, он в конце ведет к трапезе Христа в Его Царстве. Как я уже сказал, ожидание и предвкушение Пасхальной радости проходит через весь Пост и придает настоящий смысл постному подвигу.

Желающе Божественныя Пасхи причаститися… Последуем постом на диавола победу показавшему… Снемы Пасху Христову священнейшую.
\\\
Желая причаститься Божественной Пасхи… Продолжим пост, дающий нам победу над дьяволом… И приобщимся священнейшей Христовой Пасхе.

Постная Триодь — неизвестная, забытая книга! Если бы мы только знали, что в ней мы можем найти возрождение, приобрести вновь дух не только Великого Поста, но и всего Православия, — «Пасхального» образа жизни, смерти и вечности.

Глава 3. Литургия преждеосвященных даров

1. ДВА ЗНАЧЕНИЯ ПРИЧАСТИЯ

Изо всех богослужебных правил, относящихся к Великому Посту, наиболее важно понять одно, т. к. оно, будучи особенностью Православия, часто является ключом для объяснения его богослужебного предания. Это правило — запрещение совершения божественной литургии в будние дни недели в течение Великого Поста. Устав ясно гласит, что ни в коем случае не должно совершать божественной литургии от понедельника до пятницы включительно, кроме как если Благовещение случится в один из этих дней. Однако по средам и пятницам совершается, соединенное с вечерней, особое богослужение, называемое Литургией Преждеосвященных Даров, за которой можно причащаться.

Значение этого правила было настолько забыто во многих приходах, особенно тех, которые долгое время были под западным, латинским влиянием, что его просто перестали соблюдать, и по чисто

латинскому обычаю частные, «заказные» или заупокойные литургии совершаются в течение всего Великого Поста. Но даже там, где это правило соблюдается с чисто формальной покорностью, редко кто старается понять его духовное значение, понять внутреннюю «логику» Поста. Поэтому мы считаем важным объяснить более подробно смысл этого правила, которое относится к одному лишь Великому Посту, но освящает все богослужебное предание Православия.

В общих чертах, здесь выражается и применяется один из основных принципов богослужения: совершение Евхаристии несовместимо с постом. В этом православная традиция сильно отличается от евхаристического богословия западного католичества; в Православии совершение Евхаристии всегда — праздник и радость. Это прежде всего таинство явления Христа, Его присутствия среди своих учеников и поэтому празднование — очень реальное — Его Воскресения. И действительно, явление и присутствие Христа за Евхаристией является для Церкви «доказательством» Его Воскресения. В радости и «горении сердец», испытанных учениками по пути в Еммаус, Христос открыл Себя им в «преломлении хлеба» (Лука 24:13—35); в Церкви — это вечный источник «опытного» и «существенного» познания Воскресения. Никто не видел само Воскресение Спасителя, но ученики поверили в Него, не потому, что кто–то научил их этому, но потому, что они видели воскресшего Господа, явившегося им при закрытых дверях («дверем заключенным»). Он явился им и участвовал с ними в трапезе.

Евхаристия пребывает все тем же явлением и присутствием, той же радостью и «горением сердец», той же сверхразумной и в то же время абсолютной уверенностью, что Воскресший Господь явил Себя в «преломлении хлеба». И так велика эта радость, что в первохристианской Церкви день Евхаристии не был одним из дней, но Днем Господним, днем уже вне времени, т. к. в Евхаристии уже предвосхищается Царствие Божие. Во время Тайной Вечери Христос Сам сказал Своим ученикам, что Он завещал им Царство так, чтобы они могли «есть и пить за трапезой (столом) в Его Царстве». «Да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем» (Лука 22:30). Поэтому присутствие за Евхаристией Воскресшего Спасителя, вознесшегося на небеса и сидящего одесную (по правую сторону) Отца — есть участие в Его Царстве, приобщающее нас «радости и миру во Святом Духе». Причастие — «пища бессмертия», «небесный хлеб», и мы, приближаясь к Святой Трапезе, действительно возносимся на небо. Таким образом, Евхаристия — ПраздникЦеркви, или, еще лучше, — сама Церковь, как праздник, как радость о присутствии Христа, как предвкушение вечной радости в Царствии Божием. Каждый раз, когда Церковь совершает Евхаристию, она — на небе, в своем небесном отечестве; она восходит туда, куда Христос вознесся, дабы нам «есть и пить за трапезой Его в Его Царстве»… Теперь становится понятным, почему Евхаристия несовместима с постом, потому что, как мы увидим ниже, когда мы постимся, мы изображаемся Церковью, как странники на пути к Царствию Небесному. А «сыны

чертога брачного», как сказал Христос, «не могут печалиться, пока с ними жених» (Матф. 9:15). Но почему же тогда, можно спросить, в дни поста все же допускают к Причастию за литургией Преждеосвященных Даров? Не противоречит ли это принципу, изложенному выше? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны рассмотреть второе объяснение православного понимания Причастия, его значения, как источника и главной силы, поддерживающей нас в нашем духовном подвиге. Если, как мы только что говорили, Причастие есть завершение всех наших подвигов, цель, к которой мы стремимся, величайшая радость нашей жизни во Христе, оно также необходимый источник и начало самого нашего духовного подвига, божественный дар, благодаря которому нам становится возможным знать, желать и стремиться к «совершенному причастию в невечернем дне» (бесконечном дне) Царствия Божия. Потому что, хотя Царствие уже пришло, хотя оно приходит в Церковь, оно все же должно быть исполнено и завершено в конце времен, когда Бог «исполнит» (наполнит) все Самим Собой. Мы знаем это и участвуем в предвкушении этого дня: мы участвуем теперь в Царстве, которое должно еще придти. Мы предвидим и предвкушаем его славу и счастье, но мы все еще на земле, и все наше земное существование поэтому длинный и часто трудный путь к завершающему все Дню Господню. На этом пути нам нужны помощь, поддержка, сила и утешение, потому что «князь мира сего» еще не «сдался»; наоборот, зная, что он побежден Христом, он предпринимает последнюю, отчаянную борьбу против

Бога, стараясь оторвать от Него насколько возможно больше душ. Так трудна эта борьба и так велика власть у «Врат Адовых», что Христос Сам говорит нам про «узкий путь», немногим доступный. И в этой борьбе именно Тело и Кровь Христовы наша главная помощь, та «насущная пища», что поддерживает жизнь нашего духа и благодаря которой, несмотря на все искушения и опасности, мы следуем за Христом. Вот почему, причастившись, мы молимся:

… даждь быти сим и мне во исцеление души же и тела, во отгнание всякого сопротивнаго, в просвещение очию сердца моего, в мир душевных моих сил, в веру непостыдну, в любовь нели–цемерну, во исполнение премудрости, в соблюдение заповедей Твоих, в приложение Божественныя Твоея благодати, и Твоего Царствия присвоение…
\\\
… дай, чтобы эти (Святые Дары) были мне для исцеления души и тела, для отгнания всякого противника, для просвещения очей моего сердца; да будут они миром душевных моих сил, непостыдной верой, нелицемерной любовью, исполнением премудрости, соблюдением Твоих заповедей, прибавлением Божественной Твоей благодати для того, чтобы достичь Твоего Царствия…

 

… да не опалиши мене, Содетелю мой: паче же пройти во уды моя, во вся составы, во утробу, в сердце… да яко Твоего дому, входом причащения, яко огня мене бежит всяк злодей, всяка страсть…
\\\
… не опали меня, Создатель мой, — но пройди в члены мои, во все составы, в утробу, в сердце… чтобы от входа Причастия в мое сердце, как в Твой дом, бежало от меня все дурное, все страсти, как от огня…

Если Великий Пост и воздержание означают усиление этой борьбы, это потому, что — согласно с Евангелием — это время, когда мы лицом к лицу встречаемся со злом и всей его силой. И поэтому именно в это время нам нужна помощь и сила Божественного Огня; отсюда необходимость особого великопостного Причастия Преждеосвященными Дарами, т. е. Дарами, освященными в предшествующее воскресение и хранящимися на престоле в алтаре для причащения в среду и пятницу.

Совершение Евхаристии — это одна беспрерывная, постоянная радость, поэтому ее не совершают в дни поста; и, однако, в Церкви всегда присутствует плод Евхаристии: св. Дары. Подобно тому, как Христос «видимо» вознесся на небо, но в то же время «невидимо» присутствует в мире, так же как Пасха, которая празднуется раз в год, но в то же время лучами своими освещает всю жизнь Церкви; подобно, как Царство Божие должно еще наступить, но уже теперь — посреди нас; так же и Евхаристия. Как таинство и торжество Царства, как праздник Церкви, она несовместима с постом и не совершается Великим Постом; но как благодать и сила Царства, действующая в мире, как дар «существенной пищи» и оружия в нашей духовной борьбе, она действительно небесная манна, которой мы живем в течение нашего странствия по пустыне Великого Поста.

2. ДВА ЗНАЧЕНИЯ ПОСТА

Теперь возникает следующий вопрос: если Евхаристия несовместима с постом, то почему же она совершается по субботам и воскресениям Великого Поста, и это не считается «нарушением поста»? Здесь как будто есть противоречие в церковных канонах. В то время, как некоторые из них запрещают пост по воскресениям, другие запрещают нарушать пост в течение сорока дней. Однако, это только кажущееся противоречие, потому что оба правила, которые как бы исключают друг друга, на самом деле говорят о двух разных значениях слова. Понять это особенно важно, т. к. здесь нам открывается православная философия поста, существенная для всего нашего духовного подвига.

Действительно, есть два вида или способа поста, оба укорененные в Священном Писании и Священном Предании. Первый вид может быть назван совершенным постом, т. к. он состоит действительно в совершенном воздержании от пищи и пития. Второй вид можно определить как аскетический пост, т. к. он состоит главным образом в воздержании от некоторого рода пищи и в уменьшении общего ее количества. Совершенный пост, по самой своей природе, продолжается недолго, сводится обычно к одному дню или даже части дня. С самого начала христианства пост рассматривался как приготовление и ожидание, как выражение духовной сосредоточенности на том, что должно совершиться. Физический голод соответствует здесь духовному ожиданию завершения, приготов-

лению всего человеческого существа, открывающегося приближающейся радости. Поэтому в церковном богослужебном предании мы находим этот совершенный пост как завершение и вершину приготовления к великому празднику, т. е. к личному духовному событию. Такой пост бывает, например, накануне Рождества, Крещения, наипаче же, — как приготовление к духовному пиру за трапезой Христа Спасителя в Его Царстве. Совершенный пост, более или менее продолжительный, всегда предшествует Евхаристии и является необходимым условием для приступающего к Святому Причащению. Многие люди не понимают этого правила, видят в нем только устарелый обычай и спрашивают себя, почему необходимо приступать к Причастию с пустым желудком? Если рассматривать это правило с точки зрения физической и грубо физиологической, как нечто дисциплинарное, то оно, конечно, теряет свое значение. Поэтому неудивительно, что в Римско–Католической Церкви, где духовное понимание поста давно заменено дисциплинарным, юридическим (как пример: возможность давать «разрешение», освобождать от поста, как будто пост нужен Богу, а не человеку), пост перед Причастием теперь фактически уничтожен. Однако, в своем подлинном значении, этот совершенный пост — выражение того ритма, приготовления и завершения, которым живет Церковь, потому что она одновременно ожидает Христа в «мире сем» и преображения мира сего в грядущий. Можно прибавить, что в первохристианской Церкви совершенный пост обозначался словом, взятым из военного словаря; он назывался statio,

что обозначает войско в положении военной тревоги и мобилизации. Церковь всегда «на страже», она ждет пришествия Жениха и ожидает его «наготове» и с радостью. Таким образом, совершенный пост — это не только пост членов Церкви, но и Церковь сама как пост, как ожидание Христа, Который приходит к ней в Евхаристии и Который придет во славе в конце времен.

Совершенно иной духовный смысл второго вида поста, того, который мы назвали аскетическим. Цель этого поста — освобождение человека от беззаконной тирании плоти, от подчинения духа телу и его требованиям, которое является трагическим последствием первородного греха, грехопадения человека. Только после продолжительных и терпеливых усилий понимаем мы, что «не хлебом одним… жив человек», и восстанавливаем в себе первенствующую роль духа. По самой своей природе это должен быть длительный и усиленный подвиг. Фактор времени очень важен здесь, т. к. действительно нужно много времени, чтобы с корнем вырвать и исцелить обычную и общую болезнь, которую люди стали считать своим «нормальным» состоянием. Наука аскетического поста, доведенная до совершенства в монашеской традиции, была принята всей Церковью. Здесь мы видим примененные к человеку слова Христа, сказавшего, что силы адовы, порабощающие человека, могут быть побеждены только «молитвою и постом». Это пост, основанный на примере Самого Христа, постившегося сорок дней и затем встретившегося лицом к лицу с сатаной; в этой встрече ниспровержена была покорность человека «только хлебу» и таким обра-

зом положено было начало духовного освобождения человека. Церковь выделила для такого аскетического поста четыре периода: Великий Пост перед Пасхой, Рождественский— перед Рождеством, Петровский — перед праздником свв. апостолов Петра и Павла и Успенский — перед Успением Бо–жией Матери. Четыре раза в год Церковь зовет нас очиститься и освободиться от порабощения телу святым лечением поста, и каждый раз успех этого лечения зависит от некоторых основных правил, главное из которых непрерывность и продолжительность поста.

Различие этих двух видов поста должно помочь нам понять кажущееся противоречие канонов, определяющих порядок поста. Устав, запрещающий пост по воскресеньям, буквально означает то, что нарушает пост совершение Евхаристии, которая сама и есть завершение поста, его цель и его окончание. Это означает, что воскресенье, день Господень, вне поста, поскольку он как бы и вне времени. Другими словами, это означает, что воскресенье, как день Царства Небесного, не принадлежит тому времени, смысл которого, как странствия, и выражает пост; воскресенье, таким образом, остается днем не поста, а духовной радости.

Но, нарушая совершенный пост, Евхаристия не нарушает аскетического поста, который, как мы уже объяснили, требует постоянногоподвига. Это означает, что Великим Постом и по воскресеньям пища остается «постной». Точнее говоря, мясо и молочная пища запрещены только благодаря психо–соматическому характеру аскетического поста, ибо Церковь знает, что если нужно покорить

духу тело, оно должно быть подвергнуто терпеливому и долгому воздержанию. В России монахи, например, никогда не едят мяса; но это не значит, что они постятся на Пасху и в другие великие праздники. Можно сказать, что в некоторой степени аскетический пост присущ христианской жизни, и христиане должны его соблюдать. Но люди, считающие — увы, так часто — что на Пасху почти необходимо предаваться объедению и пить свыше меры, превращают настоящий дух Пасхи в печальную и уродливую карикатуру. Действительно трагично, что в некоторых церквах люди на Пасху не хотят приступать к Причастию, принимая прекрасные слова поучения св. Иоанна Златоуста — «трапеза исполнена, насладитеся вси. Телец упитанный, никтоже да изыдет алчай»… (по–русски: «стол изобилует яствами, наслаждайтесь все. Телец /теленок/ откормлен; пусть никто не уйдет отсюда голодным») — вероятно, как буквальное описание пасхального стола. Праздник Пасхи — духовная реальность, и для того, чтобы ощутить и правильно пережить ее, требуется столько же трезвости, сколько и духовной сосредоточенности поста.

Надо понять, что нет противоречия в том, что Церковь настаивает на воздержании от скоромной пиши по воскресным дням Великого Поста и в то же время осуждает пост в дни Евхаристии. Ибо только следуя обоим этим правилам, исполняя все правила приготовления к Евхаристии и не ослабляя подвига «душеспасительной четыредесятни–цы» (сорока дней поста), мы можем действительно достигнуть духовной цели Великого Поста.

Все вышесказанное привело нас теперь к тому особому месту, которое занимает в Великом Посту Литургия Преждеосвященных Даров.

3. ВЕЧЕРНЕЕ ПРИЧАЩЕНИЕ

Первая и главная характеристика Литургии Преждеосвященных Даров — это вечернее богослужение. Выражаясь точнее, — это Причащение после вечерни. В ранние времена церковной жизни это богослужение было лишено теперешней его торжественности и тогда его связь с вечерней была еще более очевидна. Поэтому первый вопрос касается именно этой характерной черты Литургии, связанной с вечерней. Мы уже знаем, что православное предание требует совершенного поста перед Евхаристией. Этот общий принцип объясняет то, что Евхаристия, в отличие от всех других богослужений, не имеет своего определенного часа, ибо время ее совершения зависит главным образом от того дня, в который она совершается. Так, по большим праздникам по Типикону полагается служить Литургию очень рано, т. к. всенощная (всенощное бдение) заменяет пост для приготовляющихся к Причастию. Но когда праздник менее значителен и не бывает всенощной, Евхаристия совершается позднее, т.ч. хотя бы теоретически в обычные дни недели она заканчивается в полдень. Наконец, в те дни, когда положен строгий или совершенный пост, к Причастию («нарушению поста») подходят уже после полудня. К сожалению, в настоящее время эти правила забыты и ими

пренебрегают, хотя значение их очень просто: Евхаристия всегда бывает завершением приготовления к ней, как исполнение ожидания, и потому час ее совершения соотносителен с постом, приготовляющим к ней. Этот пост либо отождествляется с всенощным бдением, либо же должен быть исполнен^ индивидуально. А т. к. Великим Постом среда и пятница суть дни совершенного воздержания, то причащение, как завершение поста, совершается за вечерним богослужением. Следуя той же логике, в Сочельники Рождества и Богоявления, два дня совершенного поста, Евхаристия совершается после вечерни. Однако, если канун этих праздников случается в субботу или воскресенье, т. е. в дни Евхаристические по православной традиции, совершенный пост переносится на пятницу. Другой пример: если Благовещение попадает на один из этих будних дней Великого Поста, Литургия совершается после вечерни. Эти правила, которые стольким кажутся устарелыми, второстепенными, на самом деле показывают основной принцип православной богослужебной духовности: Евхаристия всегда — конец приготовления и завершение ожидания; а т. к. в Церкви пост есть самое главное выражение приготовления, то совершенный пост венчается Причащением после вечерни.

Великим Постом, следуя церковному Уставу, по средам и пятницам полагается полное воздержание от пищи до захода солнца. Поэтому именно эти дни Великого Поста выбраны для Причащения, которое, как мы уже сказали, является главным оружием в великопостной духовной борьбе. Эти дни особенно напряженного физического и

духовного подвига освящены ожиданием Причащения Тела и Крови Христовых, и это ожидание поддерживает нас в нашем подвиге, как духовном, так и физическом; цель этого подвига становится радостью ожидания вечернего Причащения. «Возведу очи мои к горам, откуда придет помощь» (псалом 120).

Каким серьезным и важным становится день, который я должен провести в обычных занятиях, но который весь проходит во свете приближающейся встречи с Христом; как все то обычное и незначительное, заполняющее мое ежедневное существование, то, к чему я привык и на что не обращаю никакого внимания, приобретает новое значение. Всякое слово, сказанное мной, всякое действие, всякая мысль, приходящая мне в голову, становятся важными, единственными, непреложными; или они по существу связаны с ожиданием Христа, или противоречат ему. Само время, которое мы обычно так легко тратим, приобретает свое настоящее значение, как время либо спасения, либо погибели. Вся наша жизнь становится тем, чем она стала после пришествия Христа на землю: вознесением к Нему или уходом от Него во тьму и погибель.

Действительно, нигде лучше и полнее не раскрывается значение поста, как в эти дни вечернего Причащения, значение не только Великого Поста, но и всей Церкви и христианской жизни в целом. Во Христе вся жизнь, время, история, сам космос стали ожиданием, приготовлением, надеждой, вознесением. Христос уже пришел, но Царство Его еще впереди! На земле, «в мире сем», мы можем

только предвкушать славу и радость Царства Небесного; однако в Церкви мы покидаем «мир сей» и духовно встречаемся со Христом за Его трапезой, созерцая в тайниках своего сердца Его нетварный свет и славу. Это предвкушение, однако, дается нам для того, чтобы мы, возлюбив Царство Божие, чаяли совершеннейшего общения с Богом в грядущем «невечернем дне». И каждый раз, как бы в предварение вкусив «мира и радости Царства Небесного», мы возвращаемся в земную жизнь и опять перед нами длинный, узкий и трудный путь. Из праздника мы возвращаемся в жизнь поста, в жизнь приготовления и ожидания. Мы чаем вечера этой земной жизни, когда мы сделаемся участниками «Света тихого, святой славы бессмертного Отца Небесного», — начала, которому не будет конца.

4. ПОРЯДОК СЛУЖБЫ

В первохристианской Церкви, когда верующих было еще немного и вера их была засвидетельствована и испытана, существовал обычай раздавать после воскресной Литургии Святые Дары верующим, для того, чтобы, унося их к себе домой, они могли ежедневно причащаться; общая, радостная Евхаристия воскресного дня, таким образом, продолжалась в течение всей жизни. Однако, обычай этот прекратился, когда увеличилось число членов Церкви, когда христианство распространилось и неизбежно понизился уровень духовно–напряженной жизни, которой отличались первые

христиане, и церковным властям пришлось принять меры, в предостережение возможного злоупотребления Святыми Дарами. На Западе это повело к причащению за ежедневной литургией; — это отличительная черта западной литургической традиции и благочестия, но одновременно и причина значительной перемены в самом понимании Евхаристии, переставшей быть праздничной, праздником Церкви и ставшей неотъемлемой частью дневного круга богослужения; таким образом, были созданы так называемые «частные» мессы, которые в свою очередь все больше и больше изменяли все другие части богослужения. На Востоке, наоборот, основное эсхатологическое, радостное понимание Евхаристии, устремленное к Царству Небесному, никогда не изменялось; и даже в настоящее время Божественная Литургия, по крайней мере в теории, не является одной из служб суточного круга. Совершение Литургии — всегда праздник, и день, когда он совершается, всегда приобретает духовное значение воскресного дня. Мы уже подчеркивали и еще раз повторим, что этот день несовместим с постом, и поэтому Евхаристия не совершается в будничные дни Великого Поста. Таким образом, когда ежедневное домашнее причащение было прекращено, его не заменили на Востоке ежедневным совершением Евхаристии, а возник новый вид причащения — Святыми Дарами, освященными в воскресенье, за праздничным совершением Литургии. Очень возможно, что Литургию Прежде–освященных Даров служили не только Великим Постом, но и в течение других постов церковного года. Но т. к. число праздников, больших и малых,

увеличивалось, Евхаристию стали совершать гораздо чаще, и Литургия Преждеосвященных Даров стала характерным отличием одного Великого Поста, и мало–помалу, под влиянием великопостного богослужебного духа, той «светлой печали», о которой мы уже говорили, она приобрела ту единственную красоту и торжественность, что составляют духовную вершину великопостного богослужения.

Богослужение начинается с Великой Вечерни, но первый возглас священника тот же, что и на Литургии: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа»..; таким образом, все богослужение обращено к надежде Царства, оно есть то духовное ожидание, что и определяет собою весь Великий Пост. Затем, как обычно, следует вечерний псалом (103) «Благослови, душе моя, Господа…», Великая Ектения и 18–я Кафизма (часть) Псалтири. Эта Кафизма читается каждый день недели Великого Поста. Она состоит из псалмов 119—133: называемых «песнями восхождения». Их пели на ступенях Иерусалимского Храма, поднимаясь по ним; это была песнь людей, собиравшихся для молитвы, готовившихся к встрече с Богом: «Возрадовался я, когда сказали мне: пойдем в дом Господень…» (Пс. 121:1) — «Благословите ныне Господа, все роды Господни, стоящие в доме Господнем, во время ночи. Воздвигните руки ваши к святилищу, и благословите Господа. Благословит тебя Господь с Сиона; сотворивший небо и землю» (Пс. 133).

Во время чтения этих псалмов священник берет Агнец (Святые Дары), освященный в пре-

дыдущее воскресенье и кладет Его на дискос. Затем, после перенесения дискоса с престола на жертвенник, он наливает вино в чашу и покрывает Святые Дары, как это обычно делается перед Литургией. Надо отметить, что все это делается молча, без каких–либо молитв священника. Устав подчеркивает эту особенность: все молитвы были уже прочтены за воскресной Литургией.

После малого Входа и пения «Свете Тихий» читаются две указанные на этот день паремии, т. е. чтения из Ветхого Завета, взятые из книги Бытия и Притч. Между этими чтениями (паремиями) совершается обряд, напоминающий нам те времена, когда Великий Пост был главным образом посвящен приготовлению оглашенных к крещению. Во время чтения первой паремии из книги Бытия священник ставит зажженную свечу на Евангелие, лежащее на Престоле; по окончании чтения священник берет свечу и кадило и благословляет молящихся, возглашая: «Свет Христов просвещает всех!» Свеча — символ Христа, Света мира. То, что свечу ставят на Евангелие во время чтения Ветхого Завета, означает, что все пророчества совершились во Христе, который просветил своих учеников, чтобы «они могли разуметь писания». Ветхий Завет ведет к Христу, так же, как Великий Пост ведет к просвещению крещающихся. Свет Крещения, соединяющий оглашенных с Христом, открывает их разум для понимания учения Христова.

После второго чтения из Ветхого Завета по указаниям устава полагается пение пяти стихов из вечернего псалма (140), начинающегося со

стиха: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою…» Этот 140–й псалом уже пели перед Входом; каково же значение пения тех же самых стихов во второй раз? Можно полагать, на основании некоторых указаний, что повторное пение этих стихов восходит к самому раннему периоду совершения Литургии Преждеосвященных Даров. Возможно, что в те времена, когда эта Литургия еще не приобрела теперешней своей торжественности и состояла просто в Причащении за вечерней, эти стихи пели во время Причащения. Но теперь они составляют как бы прекрасное покаянное введение ко второй части богослужения, т. е. к самой Литургии Преждеосвященных Даров.

Эта вторая часть начинается с Литургии Оглашенных, целым рядом особых молитв и прошений о готовящихся к Крещению. В половине Поста, в среду на четвертой неделе, прибавляется еще ектения о «просвещаемых», т. е. «уже готовых к просвещению (озарению) «. Еще раз подчеркивается основной смысл Великого Поста как приготовления к Крещению.

После удаления оглашенных Литургия верных начинается с двух молитв. В первой мы просим об очищении души, тела и чувств наших:

… око убо да не приобщено будет всякого лукавого зрения, слух же словесем праздным не–входен, язык же да очистится от глагол неподобных. Очисти же наши
\\\
… да не приобщатся глаза наши ко всякому лукавому зрению, и слух наш закроется к словам праздным. Очисти наши уста, хвалящие Тебя, Господи: да воздер-

устне, хвалящие Тебе, Господи: руки наша сотвори злых убо отрятися деяний, действовати же точию яже Тебе благоугодная, вся наша уды и мысль Твоего утверждая благодатию.
\\\
жатся руки наша от злых дел, чтобы исполнять дела только благоугодные Тебе, укрепляя и утверждая все члены и мысль нашу Твоей благодатью.

Вторая молитва готовит нас к перенесению Преждеосвященных Даров:

… се бо пречистое Его Тело и животворящая Кровь, в настоящий час входящая, на тайней сей предложиться имут трапезе, от множества воинства небеснаго невидимо дориносимыя. Их же причастие неосужденно нам даруй, да теми мысленное око озаряющее, сынове света и дне будем.
\\\
… Ибо вот Пречистое Его Тело и животворящая Кровь, в настоящий час входящие, будут предложены на этой тайной трапезе, невидимо переносимые множеством небесных воинств. Даруй нам неосужденно причаститься им, да просветится ими мысленное око наше, и мы станем сыновьями света и дня.

Затем наступает торжественный момент перенесения святых Даров на престол. Внешне этот Вход похож на Великий Вход за Литургией, но по существу и духовному значению он, конечно, совершенно иной. В полном Евхаристическом богослужении Великий Вход есть перенесение

(приношение) еще не освященных Даров: Церковь приносит себя, свою жизнь, жизнь своих членов и все творение Божие в жертву Богу, включая эту жертву в единую и совершенную жертву Самого Христа. Вспоминая Христа, Церковь вспоминает всех тех, кого Он воспринял, для их искупления и спасения. За Литургией Преждеосвященных Даров нет ни предложения, ни жертвы, ни Евхаристии, ни освящения, но нам открывается и становится явной тайна присутствия Самого Христа!

Здесь надо отметить, что православное богослужебное предание не знает «поклонения» Святым Дарам, кроме как во время Причастия: это существенное отличие от латинской Церкви. Но в православной Церкви, конечно, практикуется сохранение Запасных Святых Даров для причащения больных и для других исключительных случаев. Мы уже говорили о том, что в первые времена в христианской Церкви существовал обычай частного «самопричащения» на дому. У нас, таким образом, существует постоянное присутствие Святых Даров и отсутствие поклонения им. Сохраняя одновременно оба положения, Православная Церковь избегла западного опасного сакраментального рационализма. Желая подтвердить — против протестантов — объективное, «реальное присутствие» Христа в Святых Дарах, католики на самом деле отделили поклонение Святым Дарам от Причастия. Этим они открыли дверь опасному духовному уклонению от настоящего назначения Евхаристии и даже самой Церкви. Потому что цель Церкви и Таинств не «сакрализация» части материи, противополагаемой таким образом в качестве свя-

той и священной всему остальному как профанному и нечистому. Наоборот, цель Православной Церкви в том, чтобы человек в своей жизни был постоянно в общении с Богом, познавал Бога, восходил к Царствию Божию; Евхаристические Дары — средство этого общения, пища этой новой жизни, но не конечная цель. Потому что Царствие Божие — «не пища и питие, но радость и мир в Духе Святом». Пища в человеческой жизни исполняет свою функцию, только когда она съедена и превращена в жизнь; точно так же новая жизнь будущего мира дается нам через причастие «пищи бессмертия». Православная Церковь постоянно избегает всякого поклонения Святым Дарам вне Таинства Причащения, потому что единственное настоящее поклонение — когда мы, приобщаясь Тела и Крови Христовых, поступаем «в мире сем, как Он».

Протестанты, со своей стороны, боясь всякого «магического» истолкования таинств, стремятся «одухотворить» Святые Дары до такой степени, что отрицают присутствие в них Тела и Крови Христовых вне самого момента причастия. В Православной Церкви, однако, запасные Дары хранятся для причащения больных; и этим опять восстанавливается равновесие. Святые Дары даются для Причащения, но реальность Причастия зависит от реальности св. Даров. Церковь не вдается в рассуждения о том, каким образом Христос присутствует в св. Дарах, но она запрещает употреблять их для чего–либо другого, кроме Причастия. Она, так сказать, не обнаруживает их присутствия вне Причастия, но она твердо верит, что так же, как

Царствие Божие, которое должно еще придти и в то же время «уже среди нас», как Христос вознесся на небеса и сидит одесную Отца и в то же время с нами до скончания века, — так же и пища бессмертия всегда присутствует в Церкви.

Это богословское примечание вновь отсылает нас к Литургии Преждеосвященных Даров и к «явлению» уже освященных Даров как к ее вершине. Этот «Великий Вход» произошел от необходимости перенесения преждеосвященных Даров, которые раньше были не на престоле, а сохранялись в каком–нибудь особом месте, иногда даже не в храме. Перенесение это естественно требует большой торжественности, потому что в богослужении оно символически изображает явление Христа и завершение поста, молитвы и ожидания, приближение той помощи, утешения, радости, которых мы ждали.

Ныне силы небесные с нами невидимо служат, се бо входит Царь Славы. Се Жертва Тайная, совершенна, дориносится. Верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа.
\\\
Ныне силы небесные с нами невидимо служат, потому что вот входит Царь Славы. Вот Жертва Тайная, уже освященная, переносится. С верою и любовью приступим, чтобы быть участниками жизни вечной. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа.

Святые Дары теперь перенесены на престол, а мы, готовясь к Причастию, просим:

… освяти всех нас души и телеса освящением неотъемлемым: да чистию совестию, непосрамленным лицем, просвещенным сердцем божественных сих причащаюся святынь и от них оживотворяеми, соединимся самому Христу Твоему… рекшему: ядый плоть Мою и пияй Кровь Мою, во мне пребывает и Аз в нем… да будем Храм Пресвятого и поклоняемого Твоего Духа, избавлени всякия диавольская козни… и получим обетованная нам благая со всеми святыми Твоими…
\\\
… освяти души и телеса всех нас освящением неотъемлемым: чтобы чистою совестию, непосрамленным лицом, просвещенным сердцем причастившись святых Даров и получивши от них жизнь, мы соединились бы с самим Христом Твоим.., сказавшим: тот, кто ест плоть Мою и пьет кровь Мою, во Мне пребывает, и Я в нем… да будем мы Храмом Пресвятого и поклоняемого Твоего Духа, да будем мы избавлены всяких дьявольских козней… и получим обещанные нам блага со всеми святыми Твоими…

За этим следует Молитва Господня, завершающая всегда наше приготовление к Причастию: произнося ее, молитву Самого Христа, мы тем самым принимаем дух Христов, как свой собственный, Его молитву к Отцу, как нашу, Его волю, Его желание, Его жизнь — как наши собственные.

Начинается Причастие под пение причастного стиха: «Вкусите и видите, яко благ Господь (как добр Господь)!»

Богослужение заканчивается, и священник возглашает: «с миром изыдем!» (приглашает нас расходиться в мире). Последняя («заамвонная») молитва подводит итог значению этого богослужения, этого вечернего Причастия по отношению ко всему нашему постному подвигу.

Владыко Вседержителю, Иже вся тварь премудростию соделавый и неизреченным Твоим промыслом и многою бла–гостию, введый нас в пречестныя дни сия, ко очищению душам и телом, к воздержанию страстей, к надежде воскресения: Иже четыреде–ятьмы деньми скрижали вручив, богоначертан–ая письмена, угоднику Твоему Моисеови, по–аждь и нам, Блаже, подвигом добрым под–изатися, течение поста совершити, веру нераз–ельну соблюсти, главы невидимых змиев сокру–ити, победителем же греха явитися, и неосуж–енно достигнути покло–нитися и святому воскресению…
\\\
Владыко Вседержителю, Который все творение создал премудро и несказанным Твоим промыслом и великой благостью ввел нас в эти пресвятые дни для очищения души и тела, для воздержания от страстей, в надежде воскресения; Ты, Который угоднику Твоему Моисею вручил скрижали, Богом написанные в течение сорока дней, — дай и нам, о Благой, подвизаться добрым подвигом, соблюсти пост в течение всего его времени, сохранить ненарушимую веру, сокрушить головы невидимых змей, явиться победителями греха и неосу–жденно достигнуть поклониться и святому Воскресению…

Глава 4. Постное странствие

1. НАЧАЛО: Великий Канон

Теперь нам надо вернуться к идее и опыту Великого Поста как духовного странствия, цель которого — перенести нас из одного духовного состояния в другое. Как мы уже сказали, большинство современных христиан не понимает этой цели Великого Поста и видит в нем только тот период года, когда они должны исполнить свои религиозные обязанности, причаститься (один раз в год!) и подчиниться некоторым ограничениям в пище, которые скоро будут возмещены полным «разрешением» поста в Пасхальные дни. И благодаря тому, что не только светские люди, но и многие священники, восприняли это простое и формальное понимание Великого Поста, его истинный дух почти исчез из жизни. Восстановление богослужебного и духовного значения Великого Поста — одна из важнейших и насущных задач наших, но восстановление это возможно только на основе

подлинного понимания богослужебного ритма и строя великопостного богослужения.

В самом начале Великого Поста, как тот исходный «тон», которым определяется вся великопостная «мелодия», мы находим великий покаянный канон св. Андрея Критского. Он разделен на четыре части и читается за Великим Повечерием, вечером, в первые четыре дня Поста. Его можно описать как покаянный плач, раскрывающий нам всю необъятность, всю бездну греха, потрясающий душу отчаянием, раскаянием и надеждой. С исключительным искусством св. Андрей переплетает великие библейские образы — Адама и Еву, рай и грехопадение, патриарха Ноя и Потоп, Давида, Обетованную Землю и выше всего Христа и Церковь — с исповеданием грехов и раскаянием. События священной истории явлены, как события моей жизни, дела Божий в прошлом, как дела, касающиеся меня и моего спасения, трагедия греха и измены, как моя личная трагедия. Моя жизнь показана мне, как часть той великой, всеобъемлющей борьбы между Богом и силами тьмы, которые восстают на Него.

Канон начинается с глубоко личного вопля:

Откуду начну плакати окаянного моего жития деяний? Кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию?
\\\
С чего начну я оплакивать окаянные дела моей жизни? Какое начало положу я, Христос, нынешнему рыданию?

Один за другим раскрываются мои грехи в глубокой связи их со все продолжающейся трагедией

отношений человека к Богу; история первого грехопадения — это моя личная история:

Первозданного Адама преступлению поревновав; познах себе обнажена от Бога, и присно–сущного Царствия и сладости, грех ради моих…
\\\
Я совершил преступление первозданного Адама; я знаю, что я отрешен от Бога и вечного Его Царства и сладости из–за моих грехов…

Я потерял все божественные дары:

Оскверних плоти моея ризу, и окалях еже по образу, Спасе, и по подобию. Омрачих душевную красоту страстей сластьми, раздрах ныне одежду мою первую, юже ми истка Зиждитель из начала, и оттуда лежу наг…
\\\
Я осквернил одежду моей плоти, осквернил то, что было, Спасе, по образу и по подобию. Я омрачил душевную красоту наслаждениями страстей. Ныне я разодрал первую мою одежду, которую мне в начале соткал Зиждитель, и поэтому я наг…

Итак, в течение четырех вечеров девять песен Канона говорят снова и снова о духовной истории мира, которая в то же время — история и моей души. Слова Канона призывают меня к ответу, ибо говорят они о событиях и делах прошлого, смысл и сила которых вечны, поскольку каждая человеческая душа — единственная и неповторимая — проходит тем же путем испытаний, стоит перед тем же выбором, встречается с той же высшей и

важнейшей реальностью. Примеры из Священного Писания не просто «аллегории», как думают многие люди, считающие поэтому, что Великий Канон чересчур перегружен именами и происшествиями, не относящимися к ним. Такие люди спрашивают, зачем говорить о Каине и Авеле, о Соломоне и Давиде, когда проще было бы сказать: «я согрешил»? Они не понимают, что самое понятие слова грех в библейском и христианском предании имеет глубину и насыщенность, которых «современный человек» просто не в силах понять, и что поэтому исповедание им своих грехов глубоко отлично от настоящего христианского раскаяния. Действительно, та культура, в которой мы живем и которая образует наши современные взгляды, в сущности просто исключает понятие греха. Потому что грех это, прежде всего, падение человека с неизмеримой духовной высоты, отказ его от своего «высокого призвания». Но какое значение это может иметь для культуры, которая не знает и отрицает эту «духовную высоту», это «призвание» и оценивает человека не «сверху», а «снизу», — для культуры, которая если и не отрицает открыто Бога, то фактически вся, сверху донизу, материалистическая и потому рассматривает жизнь человека только с точки зрения материального благополучия, не признавая его высокого, трансцендентального призвания? В ней грех рассматривается главным образом как естественная «слабость», происходящая в основе от социального неустройства и поэтому исправляемая лучшей социальной и экономической организацией. Поэтому современный человек, если он и исповедует свои грехи, уже не раскаивается

в них. В зависимости от того или иного понимания им своих «религиозных обязанностей», он либо формально перечисляет свои прегрешения и нарушения обрядовых правил, либо же говорит с духовником о своих «проблемах», ожидая от религии своего рода терапии, лечения, которое вернет ему счастье и спокойствие. Ни в том, ни в другом случае мы не видим раскаяния, потрясения человека, который, узрев себя как образ неизреченной славы, сознает, что он изменил этому «образу», запятнал и отверг его своей жизнью; нет раскаяния как печали о грехе, исходящей из самой глубины человеческого сознания, как желания вернуться, как отдачи себя Божьему милосердию и любви. Вот почему недостаточно просто сказать: «я согрешил». Эти слова приобретают свое подлинное значение и действенность только тогда, когда грех воспринят и пережит во всей его глубине и горести.

Значение и цель Великого Канона именно в том и состоят, чтобы явить нам грех и тем самым привести нас к раскаянию. Но он являет нам грех не определениями и перечислениями, а неким глубоким созерцанием библейской истории, которая поистине есть история греха, покаяния и прощения. Это созерцание вводит нас в совершенно иную духовную культуру, призывает нас принять совершенно иное понимание человека, его жизни, его целей, его духовных «мотиваций». Канон восстанавливает в нас то духовное мироощущение, внутри которого раскаяние становится снова возможным. Когда мы слышим, например:

Авелева, Иисусе, не уподобихся правде, дара Тебе приятна не принесох когда, ни деяния божественна, ни жертвы чистыя, ни жития непорочного…
\\\
Я не уподобился, Иисусе, Авелевой правде, никогда не принес Тебе приятного дара, ни дел божественных, ни жертвы чистой, ни безгрешной жизни…

Брение здатель живосоздав, вложил еси мне плоть и кости, и дыхание и жизнь: но, о Творче мой, Избавителю мой и Судия, кающася приими мя.
\\\
Из праха создав жизнь, Ты вложил в мою плоть и кости, и дыхание, и жизнь: но, о Создатель мой, Избавитель мой и Судия, приими меня, кающегося.

Для того, чтобы по–настоящему «услышать» Великий Канон, требуется, конечно, знание Библии и способность усваивать значение библейских

образов. Если в наши дни столь многие находят его скучным и не относящимся к нашей жизни, это происходит оттого, что вера их не питается из источника Священного Писания, которое для Отцов Церкви было именно источником их веры. Мы должны вновь научиться воспринимать мир таким, каким он открывается нам в Библии, научиться жить в этом библейском мире; и нет лучшего способа научиться этому, как именно через церковное богослужение, которое не только передает нам библейское учение, но и открывает нам библейский образ жизни.

Вот почему постный путь начинается с возврата к «исходной точке», к Творению мира, Грехопадению, Искуплению, к тому миру, где все говорит о Боге, все отражает Божью славу, где все, что происходит, все события непосредственно связаны с Богом, где человек находит настоящие измерения своей жизни, и, найдя их, кается.

2. ВЕЛИКОПОСТНЫЕ СУББОТЫ

Отцы Церкви часто сравнивали Великий Пост с сорокалетним странствованием избранного народа по пустыне. Из Библии мы знаем, что для того, чтобы народ Его не впадал в отчаяние, а также для того, чтобы открыть ему главную и высшую Свою цель в течение этого сорокалетнего странствования, Господь совершил многие чудеса. По аналогии с этим странствием строят св. Отцы и свое объяснение сорокадневного Поста.

Его конечная цель — Пасха, обетованная земля Царствия Божия. Однако и в конце каждой недели Великого Поста происходит как бы некая «передышка», некое предвкушение этой цели. Это два дня, суббота и воскресение, когда совершается Евхаристия; эти дни на духовном пути поста имеют особое значение.

Начнем с субботы. Ее особое положение в церковном уставе, а также исключение ее из великопостного типа богослужения, требуют объяснения, С точки зрения «рубрик», о которых мы говорили выше, суббота не есть постный день, а день праздника, установленного Самим Богом: «и благословил Бог седьмой день и освятил его, потому что в этот день Он отдохнул от всех дел Своих» (Бытия 2:3). Никто не может изменить или упразднить повеление Господне. Правда, многие христиане думают, что божественное установление субботы было просто перенесено на воскресенье, которое, таким образом, стало христианским днем отдыха и покоя. Ничто в священном Писании или священном Предании не подтверждает этого. Наоборот, у святых Отцов и во всем раннем Предании воскресенье называется первым или восьмым днем, и, таким образом, подчеркивается его особенность и известная противоположность его по отношению к субботе, которая навсегда остается седьмым днем, благословенным и освященным Богом. Это тот день, когда было засвидетельствовано, что мир сотворен «добро зело» (очень хорошо) и таково его значение во всем Ветхом Завете, значение, которое сохранялось при Самом Христе и в Церкви. Это значит, что, несмотря на грех и падение, мир

остался добрым Божиим творением; он сохранил то существенное добро, о котором возрадовался Господь: «и увидел Бог все, что Он создал; и вот, очень хорошо».

Поэтому хранить субботу с самого начала означало, что жизнь может быть полной смысла, счастливой, творческой; жизнь может быть такою, какой Бог хотел, чтобы она была. И суббота, день отдыха, когда мы радуемся о плодах своих трудов, навсегда хранит благословение Божие, почивающее на мире и на делах его. Но эта преемственность христианского понимания субботы от ветхозаветного не только не исключает, а, наоборот, подразумевает и различие между ними. Во Христе ничто не остается неизмененным, ибо в Нем все исполнено, все ограничения преодолены, все наполнено новым смыслом. Если суббота, в своем высшем духовном смысле, являет присутствие Божественного «добро зело» (очень хорошо) в самой ткани «мира сего», то именно «мир сей» Христос явил в новом свете и претворил в нечто новое. Христос даровал человеку Царство Небесное, которое «не от мира сего». В этом и есть высший «просвет», благодаря которому для христианина все делается новым. Все добро «мира сего» и всего, что в нем, отнесено теперь к исполнению в Царстве Божием, в Царстве будущего века, которое явится во всей своей славе только после конца «мира сего». Больше того, этот мир, отвергнувший Христа, показал, что он во власти «князя мира сего», что «весь мир во зле лежит» (1 Иоанн 5:19) и что путь ко спасению для него не через эволюцию, усовершенствования, «прогресс», а через Крест, Смерть и Вос-

кресение. ‘То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет» (1 Кор. 15:36). Таким образом, христианин живет «двойной жизнью», не в том смысле, что он совмещает свою «религиозную» и «мирскую» деятельность, но в том, что вся жизнь его становится «предвкушением» и приготовлением к Царству Божьему, что каждый его поступок призван стать знаком, утверждением и ожиданием того, что еще «должно наступить». Таков смысл кажущегося противоречия в Евангелии: Царство Божие — «посреди нас» и Царство Божие еще должно придти. Ибо тому, кто не познал Царства «посреди» жизни, не может открыться оно и как объект любви, ожидания и вожделения, к которым призывает нас Евангелие. Можно все еще продолжать верить в наказание или награду после смерти, но никогда нельзя понять радость и силу христианской молитвы: «Да приидет Царствие Твое!» — «Ей, гряди Господи Иисусе». Христос пришел для того, чтобы мы могли ждать Его. Он вошел в жизнь во времени, для того, чтобы жизнь и время стали путем к Царствию Божию.

Суббота, день Творения мира, день «мира сего», стала — во Христе — днем ожидания, предшествующим Дню Господню. Претворение субботы произошло в ту Великую и Святую Субботу, когда Господь «исполнив все дела Свои» почил (уснул) во гробе. На следующий день, «первый день после Субботы», Жизнь воссияла из животворящего гроба, мироносицам было сказано: «Радуйтесь!», ученики «от радости еще не верили и дивились» (Лука 24:41), и начался первый день Нового Творения. В этом новом дне Церковь участвует и всту-

пает в него в воскресенье. Но она все еще живет и странствует в «мире сем», который в своей мистической глубине стал субботой, потому что, как говорит св. Апостол Павел: «вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге; когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе» (Кол. 3:34).

Все это объясняет единственное в своем роде место субботы — 7–го дня — в богослужебном предании: ее двойной смысл, как праздника и как дня смерти. Это праздник, потому что в «мире сем», в его времени, Христос победил смерть и открыл вход в Свое Царство, потому что Его Воплощение, Смерть и Воскресение являются завершением Творения, которому Бог радовался вначале. Но это и день Смерти, потому что в Смерти Христовой мир умер, и его спасение, завершение, преображение уже за пределами Смерти в «будущем веке». Богослужебное значение всех суббот годового круга связано с двумя всерешающими субботами: Воскрешение Лазаря, которое произошло в этом мире и было возвещением и «уверением» общего воскресения; и Великая и Святая Суббота Пасхи, когда смерть сама была побеждена и стала переходом в новую жизнь Нового Творения.

В течение Великого Поста — это значение суббот выявляется особенно ярко, т. к. цель Поста — именно восстановить христианское значение времени как приготовления и странничества: «… прошу вас, как пришельцев и странников, удаляться от плотских похотей, восстающих надушу» (1 Петра. 2:11). Эти субботы связывают великопостный подвиг с будущим исполнением и, таким образом,

придают посту его особый, духовный ритм. С одной стороны, великопостная суббота есть «евхаристический» день, отмеченный совершением Божественной Литургии Иоанна Златоуста, — а Евхаристия всегда означает праздник. Однако, особый характер этого праздника состоит в отнесенности к Великому Посту, как странствию, терпению и подвигу. Это как бы «передышка», цель которой — заставить нас задуматься над конечной целью этого паломничества. На это особенно ясно указывает порядок чтений из посланий апостольских, выбранных для великопостных суббот из Послания к Евреям, центральная тема которого есть путь спасения, странствования, обещания, веры в грядущее.

В первую субботу мы слышим величественное вступление Послания (Евр. 1:1—12) с торжественным утверждением Творения мира, Искупления и вечного Царства Божия:

Многочастне и многообразно древле Бог глаголавый отцем во проро–цех, в поел едок дний сих глагола нам в Сыне, Егоже положи наследника всем, Имже и веки сотвори… Ты же тойжде еси, и лета Твоя не оскудеют.
\\\
Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, через Которого и веки сотворил… Ты тот же и лета Твои не кончатся.

Мы живем в «эти последние дни» — дни высшего подвига. Во времени мы все еще в «сегодня»,

но конец приближается. В субботу 2–й недели Поста читается (Евр. 3:12—14) :

Блюдите, братия, да не когда будет в некоем от вас сердце лукаво исполнено неверия во еже отступите от Бога жива. Но утешайте себя на всяк день, дондеже днесь нарицается… причастницы бо быхом Христу, аще точию начаток состава даже до конца удержим.
\\\
Смотрите, братья, чтобы не было в ком из вас сердца лукавого и неверного, дабы вам не отступить от Бога живого. Но наставляйте друг друга каждый день, доколе можно говорить «ныне»… ибо мы сделались причастниками Христу, если только начатую жизнь твердо сохраним до конца.

Борьба трудна. Ценой страданий и искушений мы достигаем «обладания лучшим и навеки пребывающим». Поэтому поучение 3–й субботы побуждает нас (Евр. 10:35—38):

… Не отлагать убо дерзновения нашего еже имать мздовоздаяние велико. Терпения бо имате потребу, да волю Божию сотворше, примите обетование: еще бо мало елико елико, грядый приидет и не укоснит.
\\\
… Не оставлять упования нашего, которому предстоит великое воздаяние. Терпение нужно вам, чтобы, исполнивши волю Божию, получить обещанное: ибо еще немного, очень немного и Грядущий приидет и не умедлит.

Для этой борьбы мы должны вооружаться верой, надеждой и любовью, как утверждает чтение послания (Евр, 6:10—12) в четвертую субботу:

Не обидлив бо Бог, забыти дела вашего и труда любве, юже показас–те во имя Его послужив–ше святым и служаше. Желаем же, да кийждо вас являет тожде тщание во извещению упования даже до конца, да не лениви будете, но подражателе наследствующих обетования верою и долготерпением.
\\\
Ибо не неправеден Бог, чтобы забыть дело ваше и труд любви, которую вы оказали во имя Его, послуживши и служа святым. Желаем же, чтобы каждый из вас для совершенной уверенности в надежде оказывал такую ревность до конца, дабы вы не обленились, но подражали тем, которые верою и долготерпением наследуют обетования.

Время сокращается, ожидание становится более напряженным, уверенность — более радостной. Это звучит в чтении послания (Евр. 9:28) пятой субботы:

Христос единою принесеся, во еже вознести многих грехи, второе без греха явится, ждущим его во спасение.
\\\
Христос, однажды принесши Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих его во спасение.

Это последнее чтение перед Лазаревой Субботой, когда от времени ожидания мы переходим ко времени исполнения ожидаемого.

Чтения Евангелия для великопостных суббот выбраны из Евангелия от Марка и тоже имеют свою последовательность.

Евангелие первой субботы объясняет нам смысл и значение этой последовательности. Христос опровергает лицемерные запреты еврейских суббот и говорит (Марк. 2:27—28) :

… Суббота человека ради бысть, а не человек для Субботы. Тем же Господь есть Сын Человеческий и Субботы.
\\\
… Суббота для человека, а не человек для Субботы: посему Сын Человеческий есть господин и Субботы.

Наступила новая жизнь, началось воссоздание человека. В субботу 2–й недели Поста мы слышим, как прокаженный говорит Христу: «Если хочешь, можешь меня очистить… (Христос) сказал ему: хочу, очистись» (Марк. 1:40—41).

В 3–ю субботу мы видим, что вопреки всем запретам Христос «… ест с мытарями и грешниками…» (Марк. 2:14–17).

В 4–ю субботу в ответ на «добро зело» творения мира (Бытия, 1) Евангелие радостно восклицает: «… все хорошо делает: и глухих делает слышащими и немых — говорящими» (Марк. 2:14—17).

Наконец, в 5–ю субботу все завершается решительным исповеданием Петра: «Ты — Христос…» (Марк. 8:29).

Это принятие человеком тайны Христа, тайны Нового Творения.

Великопостные субботы, как мы уже сказали выше, заключают в себе вторую тему или измерение: тему смерти. За исключением первой субботы, которая по церковной традиции посвящена святому Федору Тирону, и пятой — субботы акафиста, три остающиеся субботы — дни всеобщего поминовения всех «в надежде воскресения и жизни вечной» усопших в Господе. Это поминовение, как мы уже сказали, готовит и предвозвещает субботу Лазарева Воскресения и Великую и Святую Субботу Страстной недели. Его надо рассматривать не только как акт любви, как «доброе дело», но и как откровение «мира сего» в его смертности и умирании. В мире сем мы обречены на смерть, как обречен на нее и сам мир. Но во Христе смерть побеждена изнутри, она, как сказал Апостол Павел, потеряла свое «жало», стала сама входом в полноту иной жизни, «жизни преизбыточествующей». Для каждого из нас вхождение это началось в нашей крещаль–ной смерти, которая делает мертвыми тех из нас, кто жив («…вы умерли» Кол. 3:3) и живыми тех из нас, кто был мертв, потому что «смерти больше нет». В народном благочестии глубокое отклонение от подлинного смысла христианской веры сделало смерть опять черной. Это выражается черными (траурными) одеждами на похоронах и панихидах. Мы должны, однако, знать, что для христианина цвет смерти — белый. Молиться за умерших — не означает скорбеть и печалиться, и нигде это лучше не выявляется, как в связи общих поминовений умерших с субботами вообще, а в особенности с

великопостными субботами. Радостный день Творения стал в грехопадении днем смерти; потому что «тварь покорилась суете» (Римл. 8:20) и стала сама смертью. Но Христова смерть восстанавливает седьмой день, делая его днем нового творения, побеждая и уничтожая то, что превратило этот мир в торжество смерти. И главная цель Великого Поста — это восстановить в нас желание и надежду «откровения сынов Божиих» (Рим. 8:19), этого исполнения христианской веры, любви и надежды. Этой надеждой «мы спасены. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо, если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда оживаем в терпении…» (Рим. 8:24— 25). Значение христианской смерти и нашей молитвы за умерших — это свет Лазаревой Субботы и радостный покой Святой и Великой Субботы.

3. ВОСКРЕСЕНЬЯ ВЕЛИКОГО ПОСТА

Каждое воскресенье Великого Поста имеет два значения. С одной стороны, каждое из них входит в тот ритм, которым выявляется духовная «диалектика» Поста. С другой стороны, в течение исторического развития Церкви почти каждое великопостное воскресенье обрело еще и второе значение. Так, в первое воскресенье Церковь празднует Торжество Православия, вспоминая победу над иконоборчеством и восстановление почитания икон в 843–м г., в Константинополе. Связь этого празднования с постом чисто историческая: первое Торжество Православия произошло

именно в это воскресенье. То же можно сказать о посвящении второго воскресенья Поста памяти св. Григория Паламы. Осуждение его врагов и оправдание его учения было принято Церковью в XIV столетии как второе Торжество Православия, и поэтому его ежегодному празднованию было посвящено второе воскресенье Великого Поста. Хотя оба эти празднования очень важны, они сами по себе не зависят от Великого Поста как такового, и мы не будем здесь говорить о них отдельно. Память св. Иоанна Лествичника в четвертое воскресенье Поста и св. Марии Египетской в пятое воскресенье по существу имеют гораздо больше связи с Великим Постом. В обоих святых Церковь видит не только носителей аскетизма, но и самый совершенный его пример: у св. Иоанна Лествичника в его писаниях, а у св. Марии Египетской в ее жизни. Воспоминание этих святых во второй половине Поста явно должно служить ободрению и вдохнов–лению верующих в их духовной борьбе в течение всего великопостного подвига. И так как об аскетизме нельзя только вспоминать, но надо применять его на деле, и так как память обоих этих святых затрагивает наш личный постный подвиг, мы поговорим об этом отдельно в последней главе.

Первое же и главное значение великопостных воскресений раскрывается в чтениях Апостола и Евангелия. Чтобы понять их порядок, надо еще раз вспомнить первоначальную связь Поста с крещением, т. е. смысл Поста как приготовления к крещению. Эти чтения действительно составляли неотъемлемую часть раннего христианского оглашения; они объясняют и как бы подытоживают

приготовление оглашенных к пасхальному таинству крещения. Крещение открывает вход в новую жизнь, дарованную Христом. Эта новая жизнь еще только возвещена и обещана оглашенному, и он ожидает и принимает ее верой. Он подобен людям Ветхого Завета, жившим верой в обещанное, исполнения которого сами они не увидели.

Таков смысл первого воскресенья. Упомянув всех праведников Ветхого Завета, Апостол Павел заканчивает словами (Евр. 11:24—26: 32—40; 12:2) : «… И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее».

Что же это такое? Ответ дается в Евангельском чтении первого воскресенья (Иоанн 1:43—51): «… увидишь больше сего… истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым, и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому».

Это означает: вы, оглашенные, которые верите в Христа, хотите креститься, готовитесь к Пасхе, — вы увидите наступление нового времени, исполнение всех обетовании, явление Царства Небесного. Но увидите вы это, только если поверите и раскаетесь, если перемените свое видение жизни, если возжелаете и если примете подвиг.

Об этом нам напоминает чтение Апостола во второе воскресенье (Евр. 1:10; 2:3) : «… Посему мы должны быть особенно внимательны к слышанному, чтобы не отпасть… как мы избежим (праведного воздаяния), вознерадевши о толиком спасении?»

В Евангельском чтении второго воскресенья (Марк 2:1—12) образом этого усилия и желания

является расслабленный (парализованный), которого спускают к ногам Христа сквозь крышу дома: «… Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! прощаются тебе грехи твои».

В третье воскресенье начинается поклонение Кресту, и мы слышим в Евангельском чтении (Марк. 8:34; 9:1) : «… какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» С этого воскресенья, в чтении Послания к Евреям начинает раскрываться смысл жертвы, которую принес Христос, той жертвы, которой для каждого из нас открывается вход «во внутреннейшее, за завесу», т. е. во святая святых Царствия Божьего (см. третье воскресенье: к Евреям 4:14; 5:6; в четвертое воскресенье: к Евр.6:13—20; в пятое воскресенье: к Евр. 9:11—14), в то время как в Евангелии от Марка возвещаются вольные страсти (страдания) Христа: «… Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его…» (Марк 9:17—31) и Его Воскресение: «… и в третий день воскреснет» пятое воскресенье: (Марк 10:32—45) .

Приготовление к великому таинству, оглашение, заканчивается, и решительный час, когда человек войдет и присоединится к Смерти и Воскресению Христа, приближается.

В наши дни Великий Пост перестал быть вре-; менем подготовления оглашенных к крещению,! но разве мы, хоть и крещенные и миропомазанные, не являемся ли все еще в некотором смысле «оглашенными»? И разве не следует нам возвращаться к этому состоянию каждый год? Разве не отпадаем мы опять и опять от того великого таинства, к

которому мы были приобщены? Разве не нужно в нашей жизни, которая в сущности есть одно постоянное отпадение от Христа и Его Царства, — это ежегодное возвращение к самым корням нашей христианской веры?

4. «ПРЕПОЛОВЕНИЕ» (ПОЛОВИНА) ВЕЛИКОГО ПОСТА: КРЕСТ

Третья неделя Великого Поста называется Крестопоклонной. За всенощной этого дня, после Великого Славословия, Крест торжественно выносится на середину церкви и остается там всю неделю; после каждой службы совершается особое поклонение Кресту. Надо обратить внимание на то, что о Кресте говорится во всех песнопениях этого воскресенья, но говорится не о страданиях на Кресте, а о победе и радости. Больше того, ирмосы второго воскресного Канона взяты из Пасхальной службы: «Воскресения день» и весь он является как бы парафразой пасхального Канона.

Смысл всего этого ясен. Мы достигли середины Великого Поста. С одной стороны, физический и духовный подвиг, если он серьезен и последователен, начинает сказываться, чувствуется усталость. Нам нужна помощь и ободрение. С другой стороны, претерпев эту усталость, взойдя на половину горы, мы начинаем видеть конец нашего странствования, и сияние Пасхального света становится ярче. Великий Пост — это время нашего самораспи–нания, опыт, пускай и ограниченный, Христова

призыва, который мы слышим в Евангельском чтении этого дня: «… Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой, и следуй за мной» (Марк 8:24). Но мы не можем принять свой крест и следовать за Христом, если не примем Его креста, взятого Им для нашего спасения. Спасает нас Его крест, а не наш. Только Его крест сообщает не только смысл, но и силу нашим крестам. Это и объяснено нам в Синаксарии Крестопоклонного Воскресенья:

«… В тот же день, в третью неделю Постов мы празднуем поклонение честному и животворящему Кресту, — вот по какой причине: во время сорокадневного поста мы как бы распинаем себя… и испытываем некоторую горечь, печаль и уныние, — нам предлагается Животворящий крест, освежающий и ободряющий нас; напоминая нам страдания Христа, он укрепляет и утешает нас… мы подобны тем, которые проходят долгим и трудным путем; утомленные, они видят прекрасное дерево и садятся отдохнуть в тени его листвы; немного отдохнувши, как будто обновленные, они продолжают свой путь; так и теперь, в постное время, среди прискорбного пути подвига, святые Отцы водрузили Живоносный Крест, подающий прохладу и освежающий нас, для того, чтобы мы могли мужественно и легко окончить остающийся путь… Или возьмем другой пример: когда приходит царь, то перед ним сперва появляются его знамена и скипетр, а затем и сам царь идет, радуясь и веселясь о победе, и с ним вместе веселятся и его подчиненные; так же и Господь наш Иисус Христос, который хочет показать свою победу над смертью и явиться

во славе дня Воскресения, посылает впереди себя свой скипетр и царское знамя — Животворящий Крест, — наполняющий нас радостью и приготовляющий, насколько это нам возможно, встретить Самого Царя и восхвалить Его победу… Все это на неделе среди святой Четыредесятницы, т. к. святая Четыредесятница подобна горькому источнику проливаемых слез сокрушения, постного подвига и уныния… Но Христос утешает нас, как странствующих по пустыне, до тех пор, когда Он приведет нас к духовному Иерусалиму своим Воскресением… потому что Крест называется и есть Древо Жизни, которое было посажено посреди рая; поэтому и святые Отцы водрузили его среди святого Великого Поста, напоминая одновременно блаженство Адама и то как он его лишился, напоминая также, что вкушая от этого Древа мы больше не умираем, но оживляемся…» Итак, укрепленные и ободренные, мы вступаем во вторую половину Великого Поста. Еще одна неделя — и в четвертое воскресенье мы слышим: «… Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и по убиении в третий день воскреснет» (Марк 9:31). Теперь главное ударение, которое ставилось до сих пор на наше раскаяние и подвиг, переносится на события, произошедшие «нас ради человек и нашего ради спасения».

Господи, давый нам предварити днешний день, седмицу святую предсияющую светло,
Лазаревым страшным из мертвых восстанием, сподоби рабы Твои со страхом Твоим совершить весь остающийся путь поста.
Лазареве от мертвых востание страшное, сподоби рабы Твоя страхом Твоим прейти поприще пощения все совершающия.
\\\
Господи, Ты дал нам предварить сегодняшний день, светло сияющий перед святой седмицей и
Достигши ныне половины поста, покажем на деле начало божественного образа жизни; постараемся с усердием окончить наш подвиг, чтобы получить нескончаемое блаженство.
Время пощения ныне преполовивше, начало Божественного жития яве покажем, и в конец добродетельного жительства достигнути тепле потщимся: яко да приимем сладость нестареемую.

На утрене в среду пятой недели опять читается Великий Канон Андрея Критского, но на этот раз целиком. Если в начале поста этот канон служил как бы дверью, открывающей путь покаяния, теперь, в конце Поста, он звучит как итог покаяния и его завершение. Если в начале Поста мы только слушали Канон, теперь его слова стали нашими словами, нашим плачем, нашей надеждой, а также оценкой нашего постного подвига: что мы действительно сделали за этот Пост? До чего мы дошли на пути покаяния? Потому что теперь все, что касается нас лично, приходит к концу. Теперь мы уже следуем за учениками, «… когда были они на пути в Иерусалим, и когда Иисус шел впереди их». И Иисус сказал им: «Вот мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященниками и книжниками, и осудят Его на смерть,

и предадут Его язычникам; и поругаются над Ним, и будут бить Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет» (Марк 10:32—45). Это Евангелие пятого воскресенья.

Тон великопостных богослужений меняется. Если в первой половине Поста наши усилия были направлены на собственное очищение, теперь нам открывается, что это очищение не есть самоцель, оно должно было ввести нас в созерцание, уразумение и освоение Тайны Креста и Воскресения. Смысл нашего подвига открывается теперь как участие в этой тайне, к которой мы так привыкли, что просто забываем об ее значении. И, следуя за Ним в Иерусалим, вместе с учениками, мы «недоумеваем и ужасаемся».

5. НА ПУТИ В ВИФАНИЮ И ИЕРУСАЛИМ

Шестая и последняя неделя Великого Поста называется Вербной (неделя Ваий, по–славянски). На протяжении шести дней перед Лазаревой Субботой церковное богослужение дает нам как бы следовать за Христом в дни, когда Он сначала возвещает смерть своего друга Лазаря, а затем начинает восхождение в Вифанию и в Иерусалим. Общий тон и тема этой седмицы даются нам на воскресной вечерне.

Шестую от честных постов седмицу усердно начинающе, Господеви предпразднственное пение ваий принесем вернии: грядущему во славе, силою Божества во Иерусалим, умертвити смерть…
\\\
С усердием начиная шестую неделю Великого Поста, принесем, верующие, предпразднственное пение Господу, идущему в божественной славе и силе в Иерусалим умертвить смерть…

В центре внимания находится Лазарь — его болезнь, смерть, горе его родных и то, как Христос все это воспринимает.

В понедельник мы слышим:

Сегодня Христос, ходящий по ту сторону Иордана, провидит болезнь Лазаря…
\\\
Днесь Христу является об одну страну Иордана ходящу, болезнь Лазарева…

Во вторник:

Вчера и сегодня Лазарь болен…

В среду:

Днесь Лазарь умерый погребается и рыдания поют его сродницы…
\\\
Сегодня погребается умерший Лазарь и рыдают его сродники…

В четверг:

Дводенствует днесь Лазарь умерый…
\\\
Сегодня уже два дня, как Лазарь умер…

И наконец в пятницу:

Заутра бо Христос приходит оживити глаголом умершаго брата (Марфы и Марии)…
\\\
Завтра Христос придет воскресить из мертвых брата (Марфы и Марии) …

Таким образом, в течение всей недели мы духовно созерцаем предстоящую встречу Христа со смертью — сперва со смертью его друга Лазаря, а затем и с Его собственной смертью. Приближается час Сына Человеческого, о котором Он так часто говорил и к которому все Его служение на земле было направлено. Мы должны спросить: каково же значение этого созерцания в великопостном богослужении? Как сопряжено оно с нашим великопостным подвигом?

Эти вопросы предполагают еще один вопрос, которого мы должны кратко коснуться. Вспоминая события жизни Спасителя, Церковь часто, если не всегда, заменяет прошедшее время — настоящим. Так, в день Рождества Христова мы поем: «Дева днесь (сегодня)… рождает…»; в Великую Пятницу: «днесь Он (Христос) стоит перед Пилатом…»; в Вербное Воскресенье: «днесь Он приходит в Иерусалим…» Что же означает эта перестановка времени , это богослужебное сегодня?

Огромное большинство церковных людей понимают это как риторическую метафору, поэтическое образное выражение. Современный подход к богослужению либо рационалистичен, либо сентиментален. Рационалистический подход сводит смысл богослужения к идеям. Корни его в том богосло-

вии, которое развилось на Православном Востоке под влиянием западного, в после–отеческую эпоху. Для этого рода богословия богослужение в лучшем случае сырой материал для чисто интеллектуальных определений. То, что в богослужении не может быть определено как интеллектуальная реальность, называется «поэзией», т. е. чем–то, что не должно приниматься всерьез. А так как ясно, что события, вспоминаемые Церковью, относятся к прошлому, то богослужебному сегодня не придается серьезного значения.

Сентиментальный подход является результатом индивидуального эгоцентричного благочестия, которое во многих отношениях служит противовесом интеллектуальному богословию. Для такого рода благочестия богослужение служит полезной рамкой для личной молитвы, вдохновляющим фоном, цель которого — «согреть» наше сердце и направить его к Богу. Содержание и значение служб, богослужебные тексты, обряды и действия здесь имеют второстепенную важность; они полезны и соответствуют своему назначению, поскольку они заставляют меня молиться! Таким образом, богослужебное сегодня растворяется здесь, как и все другие богослужебные тексты, в какой–то недифференцированной, благочестиво вдохновенной молитве.

Благодаря долгой поляризации нашего церковного сознания между этими двумя «подходами», очень трудно показать, что настоящее богослужение не может сводиться ни к одному из этих «подходов» — ни к идеям, ни к личной молитве. Нельзя прославлять идеи! А про личную молитву

разве не сказано в Евангелии: «… когда молишься, войди в комнату свою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне…» (Матф. 6:6). Самое понятие богослужебного воспоминания подразумевает одновременно и определенное событие, и нашу общую, соборную реакцию на него. Совершение богослужения возможно, только если люди собираются вместе и, побеждая свое естественное разъединение и обособленность, реагируют как одно тело, как единая личность на какое–либо событие (приход весны, свадьбу, похороны, победу и т. п.). Естественное чудо всякого празднования заключается именно в том, что оно преодолевает, трансцендирует, хотя бы на время, как просто «идеи», так и индивидуализм. Действительно, во время богослужения забываешь самого себя и соединяешься с другими особенным, только этому единству присущим образом. Каково же в свете сказанного значение богослужебного ныне (сегодня), которым Церковь вводит нас во все события? В каком смысле события прошлого вспоминаются ныне?

Без преувеличения можно сказать, что вся жизнь Церкви составляет одно непрерывное поминовение и воспоминание. В конце каждой службы мы перечисляем имена святых, «память которых мы совершаем». Прежде же всего, сама Церковь есть воспоминание Христа. С чисто естественной точки зрения, память — способность двузначная. Вспоминать кого–нибудь, кого мы любили и кого больше нет, означает две вещи. С одной стороны, память — это гораздо больше, чем просто знание того, что было. Когда я вспоминаю моего

отца, я вижу его; в моей памяти он сохраняется не как все то, что я о нем знаю, но как живая реальность. В то же время эта самая реальность заставляет меня так остро чувствовать, что его больше нет, что никогда больше на этом свете, в этой жизни я не коснусь этой руки, которую я так ясно вижу в своей памяти. Таким образом, память — самая удивительная и в то же время самая трагическая изо всех человеческих способностей, т. к. ничто так не показывает нам ущербленную природу нашей жизни, невозможность для человека что–либо действительно хранить, чем–нибудь действительно обладать на этом свете. Память являет нам, что «смерть и время царят на земле». Однако именно потому, что память присуща только человеку, христианство в нем имеет свою основу, ибо в сердцевине его — память об одном Человеке, об одном событии, об одной ночи, в глубине и тьме которой нам было сказано: «Сие творите в Мое воспоминание». И вот, происходит чудо! Мы вспоминаем Его, и Он здесь, не как туманный образ прошлого, не как грустное «никогда больше», но с такой силой присутствия, что Церковь может вечно повторять то, что сказали ученики после Его явления в Еммаусе: «… не горело ли в нас сердце наше?» (Лука 24:32).

Природная память есть, прежде всего, «присутствие отсутствия», ибо, чем более тот, кого мы вспоминаем, «присутствует», тем острее боль его отсутствия. Но во Христе память вновь получила силу исцелять время, разорванное грехом, смертью, ненавистью и забывчивостью. И сердцем этого богослужебного празднования, этого бого-

служебного «сегодня» является именно эта новая память, имеющая власть над временем, и она стоит в центре богослужебного празднования литургического «днесь». О, конечно, святая Дева не рождает Младенца сегодня, никто «фактически» не стоит перед Пилатом; и, как «факт», события эти принадлежат прошлому. Но сегодня мы творим память этих фактов, Церковь и есть, прежде всего, дар и сила этого воспоминания, которое претворяет факты прошлого в вечно знаменательные события. Богослужебное празднование, таким образом, вновь вводит Церковь в событие, и это значит — не только в «идею» события, но в его радость и печаль, в его живую, конкретную реальность. Одно — знать, что, когда распятый Христос возгласил: «Боже мой, Боже мой, для чего (векую) Ты Меня оставил?» — Он проявил Свой «kenosis», свое смирение. Но совсем другое, когда мы ежегодно, в единственную из всех Пятниц вспоминаем эти слова, и не умствуя, с полной уверенностью знаем, что, произнесенные однажды, они вечно остаются действенными, так что никакая победа и слава, никакой «синтезис» никогда не изгладят их. Одно — объяснять, что воскресение Лазаря было «уверением», т. е. удостоверением общего воскресения. Но совсем другое — творить память день за днем, на протяжении целой недели, этого постепенного приближения встречи жизни и смерти, становиться частью его, видеть собственными глазами, чувствовать всем своим существом то, что передают нам слова апостола Иоанна: «Иисус… восскорбел духом и… прослезился» (Иоанн 11:33—35). Для нас все это случается сегодня. Мы не были

тогда в Вифании, у гроба, вместе с плачущими сестрами. Мы только знаем об этом из Евангелия. Но сегодня в церковном богослужении этот исторический факт стал событием для нас, для меня, силой в моей жизни, памятью, радостью. Богословие не может идти дальше «идеи», мысли. И, с точки зрения «идеи», смысла, зачем нужны эти долгие пять дней, когда так просто сказать только: «чтобы подтвердить общее воскресение»? Но в том–то и дело, что сама по себе эта фраза ничего не подтверждает. Действительное подтверждение исходит из богослужения этих пяти дней, когда мы, как свидетели, присутствуем при смертельной схватке жизни и смерти и начинаем не столько понимать, сколько соучаствовать и видеть, как Христос побеждает смерть.

Воскрешение Лазаря, изумительное празднование этой единственной субботы, уже вне Великого Поста. В пятницу, накануне, мы поем: «Душеполезную совершив четыредесятницу…» («закончив полезный для души сорокадневный пост…»). В богослужебных терминах Лазарева Суббота и Вербное Воскресенье суть уже «предначинание Креста». Последняя неделя Великого Поста есть, в сущности, непрерывное предпразднество этих дней, и потому ~ последнее откровение значения Великого Поста. В самом начале этой книги мы сказали, что Великий Пост — это приготовление к Пасхе; однако, на самом деле, в нашей обычной и ставшей уже ; привычной жизни это приготовление остается номинальным, отвлеченным. Великий Пост и Пасха стоят как бы рядом, каждый на своем месте, но без настоящего понимания их связи между собою

и зависимости друг от друга. Даже если Великий Пост не рассматривается всего лишь как время исполнения ежегодных обязанностей исповеди и причастия — раз в год! — его все–таки почти всегда воспринимают как индивидуальный, на себя обращенный личный подвиг. Другими словами, что действительно отсутствует в обычном опыте Великого Поста — это именно физическое и духовное усилие, направленное на наше участие в «сегодня» Христова Воскресения, направленное, иными словами, не на отвлеченную мораль, не на стремление к личному исправлению или обузданию страстей, и даже не на личное самосовершенствование, но на участие в высшем и всеобъемлющем сегодня Христа. Христианская духовность, не направленная к этой цели, рискует стать псевдо–христианскои, потому что в конечном счете она обращена на себя, а не на Христа. Опасность здесь состоит в том, что когда «храмина» сердца очищена, убрана, освобождена от нечистого духа, жившего в ней, она остается пуста, и нечистый дух возвращается, взяв… «с собой семь других духов, злейших себя, и вошедши живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» (Лука 11:26). В этом мире все, даже «духовность», может быть от диавола. Поэтому так важно восстановить значение и нарастание Великого Поста как подлинного приготовления к великому сегодня Пасхи. Теперь мы уже знаем, что Великий Пост состоит из двух частей. До Крестопоклонного Воскресенья Церковь призывает нас сосредоточиться на своей собственной душе, призывает к борьбе с плотью и страстями, злом и другими

грехами. Но даже пока мы это делаем, Церковь постоянно зовет нас устремляться вперед, измерять и основывать наш подвиг на «чем–то лучшем», что нас ждет впереди. Затем, после Крестопоклонного Воскресенья, средоточием постного подвига становится тайна страданий Христовых, Его Креста и смерти, и сам Пост становится «восхождением в Иерусалим».

Наконец, в последнюю седмицу этого приготовления, мы начинаем творить память самой тайны. Постный подвиг помог нам отложить в сторону все, что обычно постоянно заслоняет главную цель нашей веры, надежды и радости. Само время как бы приходит к концу. Теперь оно измеряется уже не обычными нашими делами и заботами, а тем, что совершается на пути в Вифанию и дальше, в Иерусалим. Повторим еще раз — это не риторика. Каждому, кто приобщился подлинному опыту богослужения, — пускай хоть раз в жизни, пускай несовершенно, — становится ясно, что с того момента, когда мы слышим: «Веселися Вифания, дом Лазаря…» и затем… «Заутра Христос приходит…», внешний мир становится как бы нереальным, и нам почти боль причиняет соприкосновение, неизбежное, с его суетой. Реальность — там, в церкви, где с каждым днем мы все больше осознаем, что означает ждать и почему христианская вера есть, прежде и больше всего, ожидание и приготовление. Так, когда в пятницу за вечерней мы поем: «душеполезную совершив четыредесятницу», — мы не только исполнили ежегодную христианскую «обязанность», мы вос-

приняли всей душой слова, которые мы будем петь на следующий день:

Лазарем тя Христос уже разрушает, Смерте, и где твоя, аде, победа…

Лазаревым воскресением Христос уже разрушил тебя, Смерть, и где твоя, Ад, победа?..

Глава 5. ВЕЛИКИЙ ПОСТ В НАШЕЙ ЖИЗНИ

1. О принятии поста всерьез

До сих пор мы говорили о церковном учении о посте, учении, которое передается нам прежде всего в великопостном богослужении. Теперь встает вопрос: как можем мы применить это учение к нашей жизни? Как мог бы Великий Пост быть не только номинальным, но действительным двигателем в нашем существовании? Наша жизнь (нужно ли напоминать это?) настолько разнится от той, которой жили люди, создавшие эти стихиры, каноны, установившие эти богослужения и устав. Они жили еще в относительно небольших общинах, вне города, в органически православном мире; самый порядок жизни был построен в соответствии с Церковью. Теперь мы живем среди огромного, городского, технологического общества, «плюралистического» в своих религиозных верованиях, секуляристического по мировоззрению, в мире, в котором мы, православные,

составляем незначительное меньшинство. Великий Пост не занимает больше такого внешне ярко выраженного места, как бывало, скажем, в России или в Греции. Вопрос наш поэтому очень актуален: можем ли мы поистине соблюдать Пост, а не ограничиваться, как это слишком часто бывает, двумя–тремя «символическими» переменами в нашем быту?

Ясно, например, что для большинства верующих ежедневное посещение великопостных богослужений невозможно. Они продолжают ходить в церковь по воскресеньям, но, как мы уже знаем, воскресная Литургия постом, внешне, по крайней мере, ничем не отличается от обычной, и, таким образом, присутствуя на ней, почти невозможно «почувствовать» великопостные особенности богослужения, посредством которых сообщается нам дух Великого Поста. Поскольку же цивилизация, к которой мы принадлежим, ни в чем не отражает Великого Поста, неудивительно, что наше отношение к Великому Посту сводится к отрицательному понятию, как к времени, когда некоторые вещи, например, мясо, жиры, танцы и развлечения, запрещены. Обычный вопрос: «От чего вы отказываетесь постом?» — хороший пример этого обычного отрицательного понимания. С «положительной» точки зрения Великий Пост рассматривается как время, когда мы должны исполнить свои религиозные «обязанности» исповеди и Причастия («не позднее Вербного Воскресенья» как я прочел в одном приходском листке). После исполнения этой «обязанности» остальное время Великого Поста теряет всякое положительное значение.

Таким образом, ясно видно, что постепенно образовалось глубокое разногласие или противоречие между, с одной стороны, духом и «теорией» Великого Поста, которые мы старались объяснить на основе великопостных богослужений, а с другой стороны — всеобщим неправильным пониманием Поста, которое иногда поддерживает и разделяет само духовенство. Ибо всегда легче духовное начало свести к формальному, чем за формальным искать духовного. Можно сказать без преувеличения, что хотя пост все еще «соблюдается», он потерял непосредственное соприкосновение с нашей жизнью, перестал быть той баней покаяния и обновления, которым, по богослужебному и духовному учению Церкви, он должен быть. Можем ли мы вновь обрести это утерянное понимание поста, сделать его вновь духовной силой и ежедневной реальностью нашей жизни? Ответ на этот вопрос больше всего, я бы сказал — даже исключительно, зависит от того, хотим ли мы или не хотим серьезно отнестись к Великому Посту? Как бы ни отличались условия нашей теперешней жизни от прежних, как бы реальны ни были трудности и препятствия, которые создает современная жизнь, ни одно из них не может быть абсолютным препятствием, ничто не может сделать Великий Пост невозможным для нас. На самом деле, корень постепенной утраты реального влияния Поста на нашу жизнь — глубже всего этого. Корень ее в том, что мы сознательно или бессознательно сводим религию к поверхностному номинализму или символизму — этому лучшему способу «обходить» и перетолковывать требования, предъявляемые

религией к нашей жизни, серьезность усилия или подвига. Мы должны добавить, что такая «редукция» особенно свойственна православным. Западные христиане, католики и протестанты, встречаясь с тем, что они считают «невозможным», скорее внесут изменения в саму религию, «применяя» ее к новым условиям и делая ее таким образом «удобной». Мы видели, например, совсем недавно, что Римско–Католическая Церковь сперва свела пост буквально к минимуму, а затем просто отменила его. Мы обычно относимся к такому «применению» поста к условиям жизни с праведным и справедливым негодованием, как к измене христианскому преданию, как к минимализации христианской веры. И правда, хвала и честь Православию за то, что оно ни к чему не «применяется», не снижает уровня, не старается сделать христианство удобным, легким. Хвала и честь Православию, но конечно не нам, православным людям. Не сегодня, даже не вчера, а уже давно мы нашли способ примирить абсолютные требования Церкви с нашей человеческой слабостью, и при этом не только не теряем чувства собственного достоинства, но вдобавок оправдываем себя и считаем совесть свою чистой. Способ этот состоит в символическом исполнении требований Церкви; символический номинализм проникает теперь во всю нашу религиозную жизнь. Так, например, нам в голову не придет изменить нашу литургию и ее монастырский устав, — Боже упаси! — мы просто продолжаем называть богослужение, длящееся час, «Всенощным бдением» и гордо объясняем, что это такая же служба, которую совершали монахи в Лавре св. Саввы в IX веке.

По отношению к Великому Посту вместо того, чтобы задавать существенные вопросы: «Что означает поститься?» или ‘Что такое Великий Пост?» — мы удовлетворяемся великопостным символизмом. В церковных журналах и листках появляются рецепты: «вкусные постные блюда»; некоторые приходы может быть даже увеличивают свой доход хорошо помещенным объявлением «постного вкусного обеда». Столь многое в наших церквах объясняется символически, как интересные, живописные и забавные обычаи и традиции, связывающие нас не столько с Богом и новой жизнью в Нем, но с прежними временами и обычаями наших предков, что все труднее становится различать за этим религиозным фольклором глубокий и серьезный смысл религии. Мне хочется подчеркнуть, что нет ничего самого по себе плохого в различных обычаях. Когда они появились, они служили людям способом выражения их серьезного отношения к религии; это были не символы, а сама жизнь. А случилось то, что жизнь изменилась и все меньше стала строиться на основах религии, тогда как некоторые обычаи сохранились как «символы» жизни, отошедшей в прошлое, и сохранилось то, что казалось нам более живописным и в то же время легко исполнимым. Духовная опасность здесь состоит в том, что постепенно к самой религии начинают относиться, как к некоей системе символов и обычаев, не понимая того, что эти последние должны служить призывом к обновлению и усилию. Больше сил тратится на приготовление постных блюд и на пасхальное разговенье, чем на сам пост и приготовление к участию в тайне Воскресения Христова. Это означает,

что пока мирские обычаи и традиции не будут вновь соединены с религиозным отношением к жизни, которое их породило, пока отношение к символам останется несерьезным, — и Церковь останется оторванной от жизни, не имеющей власти над ней. Итак, вместо того, чтобы «символизировать наследие прошлого», мы должны начать вновь вкладывать его в нашу жизнь.

Серьезное отношение к Посту означает, прежде всего, что мы отнесемся к нему, по возможности, на самом глубоком уровне нашего сознания — воспримем его как духовный призыв, требующий ответа, решения, постоянного усилия. Мы знаем, что именно для этой цели Церковь установила приуготовительные недели к Великому Посту. Это и есть время для ответа и решения. И лучший и самый легкий способ для этого — отдаться руководительству Церкви, хотя бы размышлением над пятью Евангельскими чтениями, которые Церковь предлагает нам в течение пяти недель, предшествующих Посту: желание (Закхей), смирение (Мытарь и Фарисей), возвращение из изгнания (Блудный сын), суд (Страшный Суд) и прощение (Прощенное Воскресенье). Эти Евангельские чтения надо не только прослушать в церкви, но принести их с собой «домой» и сопоставить с моей жизнью, моим семейным положением, моимипрофессиональными обязанностями, моей заботой о материальной стороне жизни, моим отношением к определенным людям, с которыми я живу.

Если к этому размышлению прибавить молитву

приуготовительных недель: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче…» и 136–й псалом — «На реках Вавилонских…» — начинаешь понимать, что значит «жить вместе с Церковью», и как богослужебные особенности украшают ежедневную жизнь. Во время поста хорошо было бы почитать книгу религиозного содержания. Цель такого чтения — не только расширение нашего религиозного кругозора, но главное — очищение нашего ума от всего, что его обычно засоряет. Кажется просто невероятным, насколько наш ум заполнен и засорен всякого рода заботами, интересами, беспокойствами и впечатлениями, и как трудно бывает во всем этом разобраться. Чтение книги религиозного содержания, когда ум сосредоточен на чем–то совершенно отличном от обычного круга наших мыслей, само по себе создает другую умственную и духовную атмосферу. Не надо принимать все это, как «рецепты»; могут быть и другие способы достойного приготовления к Великому Посту. Главное во всем этом приготовительном периоде то, что мы начинаем ждать Великого Поста, как бы издалека идущего к нам или, может быть, посланного нам Самим Богом как возможность измениться, обновиться, углубиться, и что мы серьезно относимся к этой возможности, так что в день Прощенного Воскресенья, выходя из дома, чтобы идти к Вечерне, мы готовы со всей возможной искренностью воспринять и восчувствовать слова Великого Прокимна, которые знаменуют начало Великого Поста:

Не отврати лица Твоего от отрока Твоего, яко скорблю…

2. УЧАСТИЕ В ВЕЛИКОПОСТНЫХ БОГОСЛУЖЕНИЯХ

Как мы уже сказали, никто не может посещать все великопостные богослужения. Но каждый может быть на некоторых из них. Великим Постом, прежде всего, надо чаще ходить в церковь и участвовать в церковном богослужении; нельзя извинить тех, кто этим пренебрегает. Конечно, здесь опять встречаются разные личные обстоятельства, индивидуальные возможности и невозможности, которые приводят к различным решениям, но решение как таковое должно быть; должно быть сделано усилие, должно быть постоянство. С богослужебной точки зрения мы можем предложить нижеследующий «минимум», цель которого не в духовно разрушительном чувстве исполненной обязанности, а в усвоении хотя бы самого существенного в великопостном богослужении.

В первую очередь, особое внимание должно быть обращено в приходах на надлежащее совершение вечерни в Прощенное Воскресенье. Поистине трагично, что в стольких церквах эта служба либо вообще пропускается, либо совершается без должного внимания и заботы. Эта вечерня должна стать одним из больших ежегодных «приходских событий» и, как таковая, быть особенно хорошо подготовлена. Приготовление состоит из спевок приходского хора, объяснения этой службы в проповедях или приходских листках, выбора удобного времени, когда большинство прихожан может быть в церкви; в общем, надо сделать эту вечерню настоящим духовным событием. Потому что, пов-

теряем еще раз, эта вечерня лучше и больше всего открывает нам значение Великого Поста как времени покаяния, примирения, согласного начала постного пути.

Следующее за этой вечерней первенствующее место должно быть отведено первой неделе Поста. Особое усилие должно быть приложено к тому, чтобы хоть один или два раза прослушать Великий Канон Андрея Критского. Как уже было сказано, смысл и цель богослужений этих первых дней направлены на то, чтобы ввести нас в духовное настроение Великого Поста, то, которое мы назвали «светлой печалью».

Затем, в течение всего Великого Поста, совершенно необходимо, чтобы хоть один день был посвящен присутствию на Литургии Преждеосвя–щенных Даров со всеми ее духовными переживаниями — постом, превращением хотя бы одного дня в настоящее ожидание и суда и радости. Тут не могут быть убедительными никакие ссылки на условия жизни, недостаток времени и прочее, ибо если мы будем исполнять только то, что «удобно» при условиях нашей теперешней жизни, то самое понятие постного подвига станет совершенно бессмысленным. На самом деле не только в XX веке, но со времен Адама и Евы «мир сей» всегда препятствовал исполнению заповедей Божиих. Поэтому и в современном образе жизни нет по существу ничего нового, особенного. В конце концов, все опять зависит от того, серьезно ли мы относимся к религии; если да, то для восьми или десяти раз, что мы пойдем в церковь, потребуется минимальное усилие. Но, лишая себя этих восьми–десяти

раз, мы лишаем себя не только красоты и глубины великопостных богослужений, но, как мы увидим в следующей главе, того, что придает нашему по–щению смысл, делает его действенным.

3. «…ТОЛЬКО МОЛИТВОЮ И ПОСТОМ»

Нет Великого Поста без пощения. Кажется, однако, что в настоящее время люди либо несерьезно относятся к пощению, либо же неверно понимают его подлинное духовное значение. Для одних пост состоит в символическом лишении себя чего–нибудь. Для других пост означает добросовестное соблюдение правил поста, т. е. употребление постной пищи. И в том и в другом случае, однако, поще–ние редко рассматривается как входящее в общий великопостный подвиг. Поэтому здесь, как и в других случаях, мы должны сперва постараться понять учение Церкви о посте и затем спросить себя: как мы можем применить это учение к нашей жизни?

Пощение или воздержание от пищи не является исключительно христианской практикой. Оно существовало и до сих пор существует в других религиях и даже вне религии, как, например, в специальной терапевтике. Теперь люди постятся (или воздерживаются) по самым различным причинам, включая иногда политические причины. Поэтому важно разобраться в специфически христианском значении поста. Это значение раскрывается нам, прежде всего, через внутреннюю связь между двумя событиями, о которых рассказано в Библии:

об одном — в начале Ветхого Завета, о другом — в начале Нового Завета. Первое событие: Адам «нарушил пост» в раю, он съел запрещенный плод — так открывается нам первородный грех. Христос, Новый Адам, — это второе событие, — начинает свое служение постом. Адам был искушаем и не выдержал искушения. Христос был искушаем и победил искушение. Следствием падения Адама было изгнание из рая и смерть. Плоды победы Христа — уничтожение смерти и наше возвращение в рай. Недостаток места лишает нас возможности подробно объяснить значение этого параллелизма. Однако, даже из сказанного должно стать ясно, что пост является чем–то решающим. Это не просто «обязательство», обычай; пост связан с самой тайной жизни и смерти, спасения и погибели.

Согласно православному учению, грех — это не только нарушение какого–либо правила, требующее наказания; это всегда искажение данной нам Богом жизни. Вот почему история первородного греха изображена как поступок, связанный с едой. Пища необходима живому организму, ибо она поддерживает в нас жизнь. Но здесь–то и встает главный вопрос: что значит быть живым, что означает сама «жизнь»? В настоящее время это слово рассматривается главным образом в своем биологическом значении: жизнь есть именно то, что всецело зависит от пищи и вообще от физической стороны всего живого. Но, в свете Священного Писания и христианского предания, эта жизнь, оканчивающаяся смертью, отождествляется со смертью, поскольку начало смерти всегда присутствует и действует в ней. Мы знаем, что Бог смерти не

сотворил. Он Податель Жизни. Каким же образом жизнь стала смертной? Почему смерть, одна только смерть, есть абсолютное условие всего суще- ? ствующего? Церковь отвечает: потому что человек отверг ту жизнь, которую предложил и дал ему Бог, и предпочел жизнь, зависящую не от Бога, но от «хлеба единого». Он не только не послушался Бога, за что и был наказан, но изменил само отношение между собой и миром. Без сомнения, мир был дан человеку как «пища», как средство жизни; но в то же время жизнь должна быть общением с Богом; она не только должна была иметь в Нем свое завершение, но и свою совершенную полноту. «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Иоанн 1:4). Мир и пища были созданы, чтобы посредством их человек имел общение с Богом, и только пища, принятая ради Бога, могла быть животворной. Сама по себе пища не имеет в себе жизни и не может ее воспроизводить. Один Бог имеет Жизнь, и Сам есть Жизнь. В самой пище начало жизни — Бог, а не калории. Таким образом, есть, т. е. быть живым существом, знать Бога и быть в общении с Ним — все это одна и та же реальность. И безмерная трагедия Адама в том и состоит, что он воспринял пищу как «жизнь в себе». Больше того, он вкусил ее, скрываясь от Бога, вне Его и для того, чтобы быть независимым от Него. И сделал он это, потому что поверил, что пища имеет жизнь сама по себе и что, вкушая от этой пищи, он может сам стать, как Бог, т. е. иметь жизнь в самом себе. Проще сказать: он поверил в пищу, тогда как единственный предмет веры, доверия, уверенности — Бог и только Бог.

Земной мир, пища сделались его богами, источником и началом его жизни. Он стал их рабом. Адам по–еврейски значит «человек». Это — мое имя, наше общее имя. И человек все еще Адам, все еще раб «пищи». Он может уверять, что он верит в Бога, но для него Бог — уже не его жизнь, не пища, не всеобъемлющее содержание его существования. Он может уверять, что он получает жизнь от Бога, но он не живет в Боге и для Бога. Его знание, его опыт, его самоуверенность построены все на том же принципе: «хлебом единым». Мы едим, чтобы жить, но мы не живем в Боге. Изо всех грехов это самый большой грех. И этим грехом наша жизнь приговорена к смерти.

Христос — Новый Адам. Он пришел для того, чтобы уничтожить болезнь, вселенную Адамом в жизнь, чтобы восстановить человека для настоящей жизни, и поэтому Он тоже начинает свое земное служение с поста. «… Постившись сорок дней и сорок ночей (Он) напоследок взалкал» (Матф. 4:3). Голод — это то состояние, когда мы сознаем нашу зависимость от чего–то, когда нам срочно, насущно нужна пища, — что и доказывает, что нет в нас само–сущной жизни. Это тот предел, за которым я или умираю от голода, или, насытив свое тело, сознаю вновь, что я живу. Другими словами, это тот момент, когда перед нами встает ультимативный вопрос: от чего зависит моя жизнь? И так как вопрос это не отвлеченный, так как сама жизнь моего тела зависит от его решения, момент этот оказывается и искушением. Сатана пришел к Адаму в раю; он пришел к Христу в пустыне. Два голодных человека услыхали его слова: ешь, потому что твой голод по-

казывает, что ты всецело зависишь от пищи, что твоя жизнь в пище. И Адам поверил и стал есть; Христос отверг это искушение и сказал: не хлебом единым будет жив человек, но Богом. Он отверг эту всемирную ложь, которую Сатана внушил всему миру, сделав ее не поддающейся обсуждению, очевидной истиной, основой всего человеческого мировоззрения, основой науки, медицины, и может быть даже религии. Отвергнув эту ложь, Христос восстановил верное соотношение между пищей, жизнью и Богом, то соотношение, которое нарушил Адам, и которое мы все еще нарушаем каждый день.

Что же тогда означает пост для нас, христиан? Это участие в постном опыте Самого Христа, которым он освободил нас от совершенной зависимости от пищи, материи и мира. Но освобождение наше ни в коем случае не может быть полным. Мы живем еще в падшем мире, в мире Ветхого Адама, и, составляя часть этого мира, мы все еще зависим от пищи. Но т. к. смерть, через которую все мы должны пройти, побеждена Смертью Христовой, и стала переходом в жизнь, пища, которую мы вкушаем, и жизнь, которую эта пища поддерживает, может стать жизнью в Боге и для Бога. Часть нашей пищи уже стала «пищей бессмертия» — Телом и Кровью Самого Христа. Но даже ежедневный, «насущный хлеб», который мы получаем от Бога, может в этой жизни, в этом мире быть тем, что поддерживает и укрепляет наше общение с Богом, а не отдаляет нас от Него. Однако только пост может осуществить это преобразование, дать нам существенное доказательство того, что наша зависимость от пищи и материи не окончательна, не

абсолютна и что в соединении с молитвой, благодатью и служением Богу эта зависимость сама хочет стать духовной. Все это означает, что понятый по–настоящему, в истинном своем значении, пост есть единственное средство восстановления в человеке его подлинной природы. Это не теоретический, а практический и реальный вызов великому Лжецу, убедившему нас в том, что мы зависим от одного хлеба, и построившему все человеческое знание, науку и существование на этой лжи. Пост изобличает эту ложь. В высшей степени знаменательно, что Христос встретил Сатану в то время, когда Он постился, и что позднее Он сказал, что победить Сатану можно «только молитвою и постом». Пост — настоящая борьба против Дьявола, это вызов всеобъемлющему закону, делающему дьявола «князем мира сего». Если человек голоден, но понимает, что он действительно может не зависеть от этого голода, не погибнуть от него, а наоборот обратить его в источник духовной власти и победы, тогда ничего не останется от той великой лжи, в которой мы живем со времен Адама.

Как далеко ушли мы от нашего обычного понимания поста как простой перемены диеты, от рассуждений о том, что разрешается постом и что запрещено, от всего этого поверхностного лицемерия! Ибо, в конечном счете, пост состоит в одном: в том, чтобы испытать голод, алкать, и это значит — достичь предела той жизни в нас, что зависит всецело от пищи, и, взалкав, открыть, что эта зависимость не есть последняя истина о человеке, что сам голод есть, прежде всего, духовное состояние

и что на последней глубине своей он есть алкание Бога. В ранней Церкви пост означал совершенное воздержание от пищи, т. е. состояние голода, доводящее тело до крайнего предела. Но именно здесь мы понимаем, что пост, как физическое лишение пищи, совершенно бесполезен без его второй, духовной, стороны. «… Постом и молитвою». Это значит, что без соответствующего духовного усилия, без укрепления себя Божественной Реальностью, без сознания своей совершенной зависимости от Бога и только от Бога, физический пост станет на самом деле самоубийством. Если дьявол искушал Самого Христа, когда Он постился и испытал голод, то у нас нет никакой возможности избежать искушения. Физический пост, как он ни важен, становится не только бессмысленным, но действительно опасным, если он не соединен с духовным усилием, молитвой, мыслью, сосредоточенной в Боге. Пост — искусство, которым в совершенстве владели святые; было бы опасно и самонадеянно с нашей стороны пытаться овладеть этим искусством без духовного рассуждения, без должной осторожности. Все великопостное богослужение постоянно напоминает нам о трудностях, препятствиях и искушениях, которые встают перед тем, кто рассчитывает на собственные силы, а не на Бога.

Вот почему нам необходима духовная подготовка для постного подвига. Она состоит в том, чтобы, во–первых, просить помощи Божией, а, во–вторых, в том, чтобы весь наш постный подвиг был сосредоточен на Боге, устремлен к Нему. Мы должны поститься ради Бога. Мы должны ощутить

Его присутствие в нашем теле, которое становится Его храмом. Поэтому и к телу, и к еде, ко всему образу жизни нашей, мы должны относиться с религиозным уважением. Всего этого надо достичь еще до начала поста, чтобы к началу самого поста мы были духовно вооружены, предвидя духовную борьбу и победу.

И вот наступает сам пост. Согласно тому, что было сказано выше, его надо исполнять на двух уровнях: на уровне, во–первых, аскетического поста; а во–вторых — совершенного. Аскетический пост состоит в сильном сокращении пищи, так чтобы постоянное состояние некоторого голода переживалось нами как память о Боге и поддерживало постоянное усилие хранить эту память. Всякий, кто исполнял такой пост — хотя бы немного — знает, что этот аскетический пост, вместо того, чтобы ослаблять, создает в нас известную легкость, собранность, трезвость, радость и чистоту. Пища принимается действительно, как Божий дар. Мы постоянно направлены в тот внутренний мир, который необъяснимо сам питает нас. Мы не будем обсуждать здесь количество и качество пищи, распределение ее в течение дня во все время аскетического поста; все это зависит от наших индивидуальных возможностей, от условий нашей жизни. Но принцип ясен: это постоянное состояние полуголода, «отрицательная» природа которого преображается молитвой, памятью о Боге, вниманием и сосредоточенностью в положительную силу. Тогда как продолжительность совершенного поста необходимо ограничивать соответственно с Евхаристией, к которой он нас готовит. В настоящих условиях

нашей жизни это, прежде всего, день перед совершением Литургии Преждеосвященных Даров. Постимся ли мы с раннего утра или только с полудня, главная цель этого поста — провести этот день в ожидании, надежде, «алчущи» насытиться Самим Господом. Это духовная сосредоточенность на ожидаемом, на том даре, который мы должны получить, ради которого мы готовы отказаться от всех других даров.

Но и после всего сказанного следует помнить, что сколь бы ни был ограничен наш пост, если это настоящий пост, он поведет к искушениям, к слабости, к сомнениям и к раздражительности. Иными словами, он будет борьбой, в которой мы, вероятно, не раз будем побеждены. Но если пост наш, по существу своему, настоящий, то тут и обнаруживается наша жизнь во Христе, жизнь борьбы и подвига. Вера, не победившая сомнений и искушений, редко бывает настоящей верой. Возрастание в христианской жизни, увы, невозможно без горького опыта ошибок и падений. Как часто люди начинают поститься с энтузиазмом, но отпадают после первой неудачи. Я сказал бы, что настоящее испытание веры наступает после первого падения. Если после такой неудачи, уступив своему голоду и страстям, мы начинаем все снова, не обращая внимания на то, сколько ошибок мы совершили, то рано или поздно наш пост принесет духовные плоды. Между святостью и цинизмом разочарования находится великая и божественная добродетель терпения — прежде всего, терпения по отношению к самому себе. Не существует сокращенных путей к святости, мы должны заплатить пол-

ную цену за каждый шаг, за каждую ступень. Поэтому лучше и безопаснее начинать с минимума — только слегка выше наших естественных возможностей — и мало–помалу усиливать пост, чем сразу, в начале поста вознестись слишком высоко и затем разбиться, падая назад на землю.

Итак, от символического и номинального поста, мы должны вернуться к настоящему посту. Пусть он будет ограниченный и скромный, но зато последовательный и серьезный. Надо честно оценить свои духовные и физические возможности и способности и действовать соответственно с ними, не забывая в то же время, что, постясь, надо не страшиться своих ограниченных способностей, а видеть в своей жизни божественное доказательство того, что невозможное для человека — возможно Богу.

4. ВЕЛИКОПОСТНЫЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ, БЫТ

Мы посещаем церковные службы, постимся и молимся в определенное время, но всем этим мы еще не исчерпываем постный подвиг. Для того, чтобы все это было действенным и плодотворным, требуется еще поддержка всей нашей жизни. Другими словами, требуется известный «образ жизни», который не был бы противоположностью посту, не раздваивал бы наше существование. В прежние времена в православных странах само общество создавало великопостную атмосферу жизни совокупностью обычаев и навыков, как личных, так и коллективных, создававшей.

то, что так хорошо выражается русским словом «быт». В течение Великого Поста все общество подчинялось известному ритму жизни, правилам, которые постоянно напоминали отдельным членам этого общества о Великом Посте. В России, например, постоянно напоминал об этом особый великопостный звон церковных колоколов; театры были закрыты, прекращались великосветские приемы. Сами по себе эти внешние правила, конечно, не могли возбудить в человеке покаяния и направить его на более активную религиозную жизнь. Но создавалась известная великопостная атмосфера, которая облегчала личное, индивидуальное усилие. Мы слабы, нам необходимы внешние напоминания, символы, знаки. Конечно, всегда есть опасность, что внешние символы сами по себе будут сочтены совершенным и достаточным соблюдением поста и, вместо того, чтобы напоминать о Великом Посте, заслонят его истинный смысл и значение. Мы уже упоминали об этой опасности, говоря, что внешние обычаи и правила могут подменить настоящий личный подвиг. Однако, при правильном подходе, видишь, что эти обычаи являются как бы передаточным ремнем, соединяющим духовный подвиг со всей совокупностью жизни.

Мы не живем в православном обществе, и поэтому общественная жизнь в наши дни не может создать великопостной атмосферы. Мир, окружающий нас, мир, к которому мы принадлежим, не меняется Великим Постом. Поэтому от нас требуется новое усилие, необходимо еще раз обдумать религиозную связь между внешней

и внутренней жизнью. Духовная трагедия секу–ляризма, обмирщенности нашей цивилизации в том, что они вталкивают нас в подлинную религиозную шизофрению: деление жизни на две части — религиозную и светскую, без какой–либо связи между ними. Поэтому для замены внешних символов и напоминаний в наши дни требуется особенное духовное усилие. Схематически это усилие можно рассматривать, во–первых, по отношению к нашей домашней жизни и, во–вторых, по отношению к жизни нашей вне дома.

В православном мировоззрении домашняя жизнь, семья составляют основу христианской жизни, применение христианских принципов в ежедневной жизни. Основы христианского мировоззрения закладываются в нас именно дома, в быте и духе семейной жизни. Не в школе, даже не в церкви, а в семье образуется то мировоззрение, которое вначале может быть даже бессознательным, но в конце концов становится решающим фактором всей нашей жизни. Старец Зосима в Братьях Карамазовых Достоевского говорит: «… ибо нет драгоценнее воспоминаний у человека, как от первого детства». Этими воспоминаниями спасен человек на всю жизнь. Очень важно, что говорит он это, вспоминая, как мать водила его к Литургии Преждеосвященных Даров, вспоминая красоту этой службы, неподражаемую красоту великопостного напева «Да исправится молитва моя яко кадило пред Тобою…» В наших церковных школах проводится теперь замечательная работа по религиозному образованию детей; но она

очень мало что может сделать без домашней, семейной основы этого образования. Что же должно и может быть сделано Великим Постом в домашней, семейной жизни? Так как невозможно сказать сразу обо всем, что случается в семье, я остановлюсь на одном пункте.

Без всякого сомнения, все согласятся с тем, что семейный образ жизни радикально изменился под влиянием радио и телевидения. Наша жизнь переполнена информацией о событиях в мире. Не нужно никуда выходить или выезжать, чтобы знать, что делается на свете. Весь мир постоянно в пределах нашего достижения. И мало–помалу элементарный опыт внутренней жизни, красота этого мира, просто исчезает из современной культуры. А если не телевидение, то музыка: музыка перестала быть тем, что слушаешь; она превратилась в какой–то музыкальный фон разговоров, чтения, занятий и т. д. Эта постоянная необходимость в музыке изобличает неспособность современного человека наслаждаться тишиной, воспринимать ее не как что–то отрицательное, как отсутствие чего–то, но именно как условие для всякого настоящего присутствия. Если христиане прежних времен жили по большей части в мире тишины и молчания, дававших им возможность полностью сосредоточиться на внутренней жизни, то современные христиане должны делать особые усилия, чтобы получить хотя бы существенно нужное молчание и тишину, необходимые для соприкосновения с высшей реальностью. Таким образом, проблема радио и телевидения в течение Великого Поста — это

не побочный вопрос, а в некотором смысле вопрос духовной жизни и смерти. Надо понять, что невозможно делить нашу жизнь между великопостной светлой печалью и переживанием модного фильма или спектакля. Эти два переживания несовместимы, и одно из них окончательно уничтожает другое. Однако, очень вероятно, что последний модный фильм скорее одолевает светлую печаль; обратное может произойти только с приложением особых усилий. Поэтому первый великопостный обычай, который можно предложить, это решительное прекращение слушанья радио и телевидения Великим Постом. В данном случае мы не смеем предложить совершенный пост, но хотя бы аскетический, который, как мы уже говорили, прежде всего означает перемену «диеты» и воздержание. Например, ничего нет дурного в том, чтобы продолжать следить за передачей информации, или серьезной программы, обогащающей нас духовно и интеллектуально. Но что должно быть прекращено постом — это прикованность к телевизору, растительное существование человека, прикованного к экрану, пассивно поглощающего все, что ему показывают. Когда я был ребенком (это было до появления телевидения), моя мать обычно запирала рояль на первой, четвертой и седьмой неделе Великого Поста. Это сохранилось в моей памяти ярче, чем длинные великопостные богослужения, и даже ‘ теперь, если я слышу музыку, передающуюся по радио постом, это оскорбляет меня почти как кощунство. Это личное воспоминание служит только иллюстрацией того, какое впечатление производит в детской душе

внешнее решение, сознательно принятое взрослыми. Речь здесь идет не просто об отдельном обычае или правиле, но о живом опыте, оберегающем время Великого Поста, о котором надо все время помнить, чтобы не потерять, не исказить, не нарушить его. Но здесь, так же, как и при употреблении постной пищи, одно воздержание недостаточно: оно должно иметь свой положительный противовес.

Тишина, созданная отсутствием светского шума, нарушаемая только допустимой передачей новостей, должна быть заполнена положительным содержанием. Душа наша питается молитвой, но разум тоже нуждается в пище; именно разум современного человека подвержен непрестанной долбежке телевизора, радио, газет, иллюстрированных журналов и тому подобное. Мы предлагаем добавить умственное усилие к чисто духовному. Мы пренебрегаем столькими шедеврами, столькими замечательными плодами человеческой мысли, воображения и творчества только потому, что гораздо легче и проще, вернувшись с работы домой, уставши физически и умственно, включить телевизор или погрузиться в совершенную пустоту иллюстрированного журнала. Было бы хорошо заранее наметить для себя программу для Великого Поста. Составить заранее список полезных книг, которые надо было бы прочитать. Нет необходимости, чтобы все эти книги были религиозного содержания. Не все люди призваны быть богословами. Но в лучших произведениях литературы заложено столько богословских мыслей, а все, что обогащает наш разум,

всякий плод настоящего творчества благословляется Церковью и, правильно воспринимаемое, приобретает духовную ценность. В предыдущей главе я говорил о том, что четвертое и пятое воскресенья поста посвящены памяти двух великих учителей христианской духовной жизни: св. Иоанна Лествичника и препод. Марии Египетской. Надо понять, что в образе этих двух святых Церковь явно указывает нам, что постом она ждет от нас обогащения нашего духовного и умственного внутреннего мира. Чтение и духовное размышление могут помочь нам обрести этот внутренний мир и его радость. Современный секулярный мир не дает нам вкусить этой радости, настоящего призвания человека, проявляющегося во внутреннем, а не во внешнем мире; но без этой радости, без понимания Великого Поста как пути в глубину нашего человеческого существа, Великий Пост теряет свое значение.

Кроме того, какое значение мог бы иметь Великий Пост в течение долгих часов, проводимых вне дома, во время наших разъездов, когда мы сидим за своим столом на работе, занимаемся исполнением профессиональных обязанностей, встречаемся с коллегами или друзьями? Тут нельзя дать никакого определенного рецепта, но можно привести некоторые общие соображения и рассуждения. Во–первых, Великий Пост — лучшее время, чтобы рассмотреть и взвесить невероятно поверхностный характер нашего отношения к людям, к вещам, к работе. «Относиться ко всему с улыбкой», «не принимать слишком близко к сердцу» — вот советы, ставшие на самом деле «заповедями», которым мы

радостно подчиняемся, а означают они: не связывайте себя, не расспрашивайте, не углубляйте своих отношений с людьми; соблюдайте правила игры, которые состоят в соединении дружественных отношений с людьми и полного к ним равнодушия; думайте обо всем с точки зрения материальной выгоды, прибыли, повышения; другими словами, будьте частью того мира, который постоянно употребляет великие слова «мир», «ответственность», «осторожность» и т. д., а на самом деле следует материалистическому принципу, по которому человек оценивается соответственно его заработку. Великий Пост — время искания смысла: смысла моей профессиональной жизни с точки зрения призвания; смысла моих отношений с другими людьми; смысла дружбы; смысла моей ответственности в жизни. Нет ни работы, ни призвания, которые хотя бы понемногу не могли быть преображены, не с точки зрения большей производительности или лучшей организации, но с точки зрения человеческой ценности. Необходимо стараться углубить все наши человеческие отношения, потому что мы — свободные люди, которые стали (часто сами того не сознавая) рабами систем, постепенно уничтожающих все человеческое в мире. И если наша вера имеет какое–либо значение, она должна быть соотнесена с жизнью во всех ее сложностях. Множество людей думает, что необходимые перемены происходят в зависимости от революций, внешних перемен в условиях жизни. Но мы, христиане, должны доказать, что на самом деле все вытекает изнутри — от веры и жизни по вере. Церковь, когда она вошла

в Греко–Римский мир, не призывала к революции, указывая на рабство. Но рабство стало невозможным под влиянием веры и новой оценки человека и всей жизни. Один святой — а здесь святой означает просто человека, относящегося серьезно к своей вере — больше может сделать, чтобы изменить мир к лучшему, чем тысяча напечатанных программ. Святой человек — единственный настоящий революционер в этом мире.

Прибавим еще одно последнее замечание: Великий Пост — это время, когда надо особенно следить за всем тем, что мы говорим. Мир наш неимоверно многоречив, мы постоянно утопаем в словах, которые утратили свое значение, а следовательно и свою силу. Христианство являет нам священное значение слова — этого воистину божественного дара. Наше слово обладает огромной силой, либо положительной, либо отрицательной. Поэтому мы будем судимы и за наши слова: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осу–дишься» (Матф. 12:36 —37). Если мы обдумываем и взвешиваем наши слова, мы вновь осознаем их глубокий и священный смысл и понимаем, что иногда невинная шутка, необдуманно сказанная, может привести к самым бедственным результатам, может стать последней каплей, переполнившей чашу отчаяния человека и толкнувшей его на худшее. Но слово может быть и свидетельством. Случайный разговор через стол со своим коллегой может иногда лучше передать ему верный взгляд на жизнь, на других людей, на работу, чем формаль-

ная проповедь. Слово может заронить в душу возможность другого подхода к жизни, желание познания. Мы действительно не представляем себе, как мы постоянно влияем друг на друга словами, всем строем своей личности. И в конце концов люди обращаются к Богу не потому, что кто–то смог дать им блестящие объяснения, но потому, что они увидали в Нем тот свет, ту радость и глубину, ту серьезность и любовь, которые одни обнаруживают присутствие и силу Божию в мире.

Таким образом, Великий Пост, как мы говорили в самом начале, это время, когда человек как бы вновь приобретает веру, но также и жизнь, в ее божественном значении, в ее священной глубине. Воздерживаясь от пищи, мы вновь узнаем ее вкус и научаемся получать ее от Бога с радостью и благодарностью. Сокращая развлечения, слушание музыки, ненужные разговоры и поверхностные рассуждения, мы вновь понимаем величайшую ценность отношений с человеком, с человеческой работой и с искусством. И понимаем мы все это, потому что мы просто снова поняли Самого Бога, потому что мы вернулись к Нему и в Нем ко всему тому, что Он дал по Своей бесконечной любви и милосердию.

И вот почему в Пасхальную ночь мы поем:

Ныне вся исполнишася света, Небо же и земля и преисподняя; Да празднует убо вся тварь восстание
Христово, В Нем же утверждается…
Не лиши нас этой надежды, Человеколюбче!

ACHEVE D IMPRIMER LE 6 MARS 1986

PAR L’IMPRIMERIE

DE LA MANUTENTION

A MAYENNE

N»9401

ACHEVE D IMPRIMER LE 6 MARS 1986

PAR L’IMPRIMERIE

DE LA MANUTENTION

A MAYENNE

N»9401